Только не мы - Игорь Толич

Улица, куда я выскочила, тяжело дыша от волнения, показалась мне нарисованной мелом картиной — неживой, статичной, мутной. Ещё в лифте я чувствовала лёгкое опьянение и головокружение после выпитого шампанского, но теперь голова у меня кружилась совсем по другой причине.

Хмель на морозе выветрился, а мысли зазвенели стеклянными бусинами, беспорядочно катавшимися в сознании и ударявшимися друг о друга. Я никак не могла вызвать такси, потому что все машины оказались заняты. А когда мне это всё-таки удалось, никак не могла дождаться, нервничала, топтала заснеженный асфальт и, наверное, впервые в жизни жалела, что не курю.

Наконец, такси приехало. Я бросилась в тепло салона, назвала адрес и всю дорогу смотрела в окно, но ничего не видела, потому что страх перед встречей и вместе с тем вырастающее по экспоненте желание увидеться как можно скорее сделали меня инертной ко всему остальному.

Машина остановилась. Я отдала водителю плату. Он искал сдачу.

Я не думала о том, оставить ли ему на чай, — деньги меня не беспокоили, несмотря на повышенный новогодний тариф. Я просто открыла дверь и ступила на снег, не взяв протянутых купюр.

Снежный наст скрипнул под подошвой сапога, моментально став гладким и скользким. А может, просто ноги мои ослабли и не держали, как следует. Потребовалось приложить усилие, чтобы с достоинством покинуть салон и пройти несколько шагов вперёд, не петляя и не спотыкаясь.

Тони уже ждал меня. Как всегда, курил, но резко бросил сигарету, когда заметил, что я приближаюсь.

Он пошёл навстречу. Невзирая на холод, его пальто было расстёгнуто, и Тони не надел шапку, отчего волосы его трепало в снежном вихре.

— Лиз… — выдохнул он морозно-табачный пар.

— Здравствуй, Тони, — ответила я.

И через секунду меня сдавило сильными, крепкими объятиями, где прозвучало намного больше слов и объяснений всему случившемуся и неслучившемуся.

Мы поднялись в мою квартиру.

После побега Макса я старалась реже находиться тут одна, но и не стремилась приглашать гостей. Не одиночество пугало меня. Меня едва ли можно испугать одиночеством. Пугали воспоминания, связанные с этим местом.

И лишь сейчас, войдя в двери квартиры, ещё недавно страшившей остаточным присутствием бывшего жильца, я впервые поняла, что Макса больше нет в моей жизни. Нет совсем, навсегда, нисколько, совершенно без остатка. Он исчез, испарился, растаял, будто и не было его со мной.

Я даже удивилась, что всё ещё помню его имя. Однако звучало оно инородно: с таким же успехом я могла назвать любое другое — Федор, Михаил, Василий — и каждое было бы простым набором звуков, лишённых смысла. Имя «Максим» встало в один ряд с ними и потеряло всякую значимость. Я и не заметила, когда это случилось. Возможно, не сегодня, не сейчас, а ещё раньше, но времени осознать это не находилось.

И вот теперь, приглашая Тони переступить порог, я было кинулась смотреть по сторонам — нет ли вокруг чего-то такого, что осталось от Макса и что может смутить меня перед гостем. Но тут поняла, что нет не только вещей — нет вообще ничего, что связано с Максом. И не только здесь, а нигде. Его нет в моём мире, как и миллионов других людей, о которых я никогда ничего не слышала и никогда ничего не узнаю.

Макса больше нет.

Но есть Тони.

Он стоит в дверях и не решается войти.

— У меня нет ни подарка, ни даже бутылки шампанского. Прости… — сокрушается он и вдруг начинает хохотать.

Я подхватываю его смех, обнимаю.

— Тони, а у меня нет ни оливье, ни заливного. Ничего нет, представляешь?

Мы вдвоём смеёмся. Тони целует меня. Я отвечаю на его поцелуй так, как хотела уже давно, как видела во снах и фантазиях, которые, вопреки воле и здравому смыслу, накрывали меня в часы тягостной пустоты. Но пустота отступила. Ей на смену пришло счастье. Даже не пришло, а ворвалось, затопило всё кругом — от пола до потолка.