Только не мы - Игорь Толич

Окна и рамы заледенели полностью, мороз не ослабевал всю ночь и утро. Затея Тони была рисковой, но сосед на удивление её поддержал. Мы обвязали Тони вокруг пояса моим длинным шарфом. Сосед держал его за ноги, я схватилась за шарф. Тони встал сначала одной ногой на ограждение, затем второй.

Я прекратила дышать и даже смотреть на происходящее, а все свои силы полностью направила в ладони, держащие шарф. Сосед, тихо матерясь, обнялся с одной ногой Тони, а левой рукой вгрызся ему в брючный ремень.

Не знаю точно, что произошло дальше, но через несколько секунд мы вчетвером свалились на балконный пол — я, Тони, взмокший сосед и продрогший до костей котёнок.

После этого я помню только то, как ветеринар в белом халате произнёс с улыбкой:

— Жить будет.

В ту же секунду я расплакалась.

Тони держал одной рукой уснувший после тяжких приключений комочек шерсти, другой обнимал меня за плечи. А я плакала, плакала, плакала.

— Лиз, — тихо сказал Тони, — пойдём домой.

Мы вернулись в квартиру уже семьёй. Отныне нас было трое.

Я грела на груди Клауса — серого, беспородного, двух месяцев от роду котёнка, неизвестно как очутившегося на крыше моего балкона. Тони сбегал в магазин за виски и кошачьим кормом. Он вернулся, когда я уже перестала плакать, а Клаус наделал первую лужу.

— Почему Клаус? — спросил Тони, наблюдая за тем, как я вожусь с тряпкой на полу, а Клаус играется с ней, как ни в чём не бывало.

— Сегодня ведь Сочельник, а завтра Рождество, — ответила я.

— Правда? Я не знал.

Тони поставил пакеты из магазина на пол, подошёл ко мне, сел на корточки и обнял. Я встала на колени, обняла в ответ, и меня вновь захлестнули слёзы.

— Пожалуйста, не плачь, Лиз, — попросил Тони. — Прошу, не плачь. Всё закончилось. Я расстался с Катей.

— Не верю… — прошептала я. — Не верю… Не верю…

— Это правда. Бери Клауса, пойдём в кухню, выпьем, и я всё расскажу.

Это было самое безумное, незапланированное, странное и трогательное Рождество в моей жизни. Не было пышного стола, молитв, подарков, не было даже ёлки. Но был Тони с двумя чемоданами вещей, оставшихся в машине. Был Клаус, который буквально с первых минут ощутил себя в нужное время в нужном месте и прижился так, будто родился в этих стенах, и ни разу не доводилось ему умирать от холода и страха, не зная, дотянет он до вечера или нет. А ещё была я, выплакавшая, как мне казалось, годовой запас слёз за три предыдущих месяца, но в этот вечер пролившая их ещё больше. Однако эти слёзы отличало то, что теперь я плакала от счастья.

— Я рассказал тебе не всё, Лиз, — признался Тони, когда мы уже немного отошли от утреннего шока, от дневных хлопот и долгожданной нежности, которая хлынула на нас бесконтрольно, настрадавшись, намаявшись, едва не взорвав изнутри.

Нагие, уставшие, мы лежали в обнимку на полу. День угасал на наших мокрых телах. Я видела белый потолок над собой и верила, что парю в этот миг, потому что стала легче пушинки — невесомая и блаженная.