Только не мы - Игорь Толич

Мне стало трудно удержаться на ногах, и я пожалела, что не могу прямо сейчас броситься домой, потому что в лифте связь оборвётся, а я не хочу, не хочу её прерывать. Я хочу слышать, как дрожит голос Тони от подступающих слёз, а они подступали, подступали предательски и нещадно, потому что Тони выпил лишнего.

— Лиз, я не могу без тебя.

— И что ты предлагаешь?.. — спросила я, надеясь произнести это так небрежно, словно ответа не требуется, и мне совершенно безразлично, скажет что-нибудь Тони или просто повесит трубку.

— Мне нужно время.

— Какое время?..

— Мне нужно время, Лиз. Но я хочу знать, что ты дождёшься меня.

— Как ты можешь просить о таком, Тони? — выпалила я, всё больше раздражаясь не на Тони, а на свою неспособность говорить с ним твёрдо. — Что, если я уже не хочу видеть тебя? Что если у меня уже кто-то есть? Что если…

— А у тебя кто-то есть? — прервал меня на полуслове Тони.

— Нет. У меня никого нет.

— А ты всё ещё хочешь меня видеть?

Поднялся ветер, разворошил сугробы, с головы до ног облепил меня снегом. Я изо всех сил прижала телефон к уху, чтобы его не вырвало из ладоней, не замело, не выключило от переохлаждения. Я говорила, укутавшись в шарф, чей хвост трепало в ледяных потоках воздуха, и даже ресницы у меня обледенели, отчего стало щипать глаза.

— Тони… Тони, нельзя о таком спрашивать, понимаешь?

— Понимаю, но не могу не спросить.

— Я очень устала, Тони. Всё, что было между нами, неправильно, плохо, трудно, бессмысленно…

— Значит, ты тоже скучаешь?

— Конечно, скучаю.

— Тогда дай мне время, Лиз. Пожалуйста, — попросил Тони, и я сама бы разрыдалась в тот момент, но холод сковал мои слёзы, они застряли где-то в глубине души и кололи острыми льдинками будто шипы.

— На что тебе нужно время?

— Три недели. Максимум четыре. Мне нужно три-четыре недели.

— Я не спросила, сколько…

— Я слышал твой вопрос. Просто дай мне это время. Договорились?

Три-четыре недели… Три-четыре недели…

Двадцать один день или двадцать восемь дней, в среднем — двадцать пять.

Говорят, за это время можно воспитать любую привычку или же отвыкнуть от старой. За двадцать с лишним дней формируется устойчивый психологический каркас, где новое полностью замещает старое, и уже не тянет назад, не клонит в сторону.

Однако Тони не было рядом гораздо больше, чем двадцать пять дней. Его не было три месяца, даже больше — сто дней. По их прошествии воспоминания о нашем совместном времени должны были уничтожиться четырежды: один раз перенестись в корзину памяти, и ещё три раза на то, чтобы удалиться с жёсткого диска и всех запасных серверов, подчистую. Но почему-то этого не произошло, даже наполовину.

Я всё помнила, как раньше. Могла узнать без труда по одному запаху марку его любимых сигарет, могла воспроизвести до мелочей, шаг за шагом, как мы притрагивались друг к другу, как вибрировала кожа в тех местах, где её плавили поцелуи. Я могла назвать песню, под которую мы танцевали у меня дома в последний раз. Могла нарисовать по памяти изгиб ресниц Тони, во что он был одет, и как выглядит без одежды.

Мне предстояло выждать ещё один рубеж в три-четыре недели, хоть я и не знала, чего именно жду.

Я позвонила маме и сказала, что некоторое время не буду приезжать, потому что получила важное задание на работе. Я позвонила Габи и сказала, что не смогу прийти к ним с Вовой на Рождество. Я купила мешок картошки и забаррикадировалась дома, выходила только погулять в ближайший сквер и поражалась тому, насколько мне неприятно встречать иногда других людей, хотя никто из них не пытался привлечь моё внимание, заговорить или познакомиться. И я даже не понимала, что именно действует так разрушительно, а потом поняла: среди них не было Тони, я не видела его.