Балерина - Надя Лоули (2014)

Надо сказать, Зверев разработал сразу две линии по выходу на Гуревского-Кондакова: Алла Дюшен и «сладкая парочка» — Лариса Квин и Алексей Артемов. Ему доложили, что именно к ним захаживал Георгий Кондаков. Значит, Артемов? — Борис вспомнил, что уже встречал это имя. Алексей Артемов? Ухмыльнулся: редкое русское имя… потом радостно хлопнул себя по лбу: ну да, конечно! Тот самый музыкант, который подал документы на возвращение в СССР. Ничего себе! Значит, он связан с группой «репатрианты» и, следовательно, с самим Гуревским!

Зверев даже подскочил от озарения, снизошедшего на него: «Очень хорошо! Будем следить за этим балалаечником день и ночь».

Он размашисто что-то написал на листке бумаги. Бросил ручку, а затем, быстро приписал: Алла Дюшен и поставил восклицательный знак. «Голубушка ты моя ненаглядная! — за тобой тоже присмотрим, не волнуйся!» — злорадно хмыкнул Борис Александрович и взял ее фото.

Не откладывая дело в долгий ящик, он позвонил в центр и назначил встречу агентам наружного наблюдения. Захватив фотографии балалаечника, Гуревского и Аллы, он собрал бумаги и вызвал служебную машину.

Азарт охотника-преследователя уже захватил все его существо и требовал немедленных действий. По горячим следам.

19

«Нет, все-таки хорошо иметь знакомых в “русском” Париже!» — радовалась Алла, осматривая небольшое меблированное помещение. Однокомнатная квартира на третьем этаже без лифта, окнами в зеленый тихий дворик, находилась в Семнадцатом округе Парижа у метро «Курсель».

«Это то, что надо! На первое время, конечно», — устало вздохнула Аллочка и бросила на стол ключи.

Она заплатила за месяц вперед хозяйке квартиры — пожилой польской даме, хорошо говорившей по-русски, и получила расписку об оплате.

Все еще не веря, что так быстро решилась проблема с жильем, Алла села в кресло и включила телевизор. Сразу стало как-то спокойнее и веселее: она не привыкла находиться одна. Это было впервые в ее жизни. Сколько себя помнит, всегда жила в семье. Детство и юность с родителями. Потом — с мужем и дочерью и, наконец, в Париже с Даниэлем. И вот — одна.

«И что дальше?» — Алла растерянно вжалась в кресло.

Встала, выглянула в окно — садик чудненький! — походила кругами по еще чужой квартире и развела руками: а действительно, дальше-то что?

Так и ходила она по комнате туда-сюда. «Нет, надо чем-то заняться: иначе с ума можно сойти!»

Позвонила Даниэлю, сообщила, что с ней все в порядке, и оставила свой номер телефона. Разговор был короткий, без выяснения отношений. Она специально позвонила мужу на работу, так как все еще боялась, что он предпримет попытки вернуть ее домой — уговорами или угрозами. К ее удивлению, Даниэль был спокоен и холоден. «Живи как хочешь!» — заявил он ей. Такая перемена была обидна ей. Да Бог с ним! Теперь тем более надо искать работу. Вот и хорошо!

Тот факт, что ей предстоит жить здесь неопределенное время, заставил взглянуть другими глазами на свое временное жилье. Когда мадам Тешински показывала квартиру, она практически ничего не видела от усталости, ей было все равно после проведенной ночи в отеле: лишь бы был свой угол. В тот момент она была согласна на все.

«М-да… хоромы!» — Алла огляделась. Действительно, квартирка была — так себе. Старомодная классически добротная мебель напоминала атмосферу ленинградской послевоенной квартиры на Петроградской, где жила семья ее матери. «Как интересно! Почти такой же большой дубовый шкаф с зеркалом, как у бабушки!» Шкаф разгораживал комнату на две половины: спальню, где стояла широкая кровать, накрытая потертым покрывалом, и якобы гостиную с встроенной угловой кухней. Чуть дальше, в коридоре-тупичке, находились душ и туалет. Старый диван и мягкое полуразвалившееся кресло дополняли картину меблированного «рая».