Язычники - Шеридан Энн

— Со мной твой ребенок в безопасности, — обещаю я ей, зная, что Роман надерет мне задницу, если этому ребенку будет причинен какой-либо вред, пока он на моем попечении.

Фелисити тянется вперед, ее руки хватаются за заднюю часть бедра, она делает судорожный вдох, а затем кричит, звук вибрирует прямо у меня в груди. Она тужится до тех пор, пока у нее не краснеет лицо, делает быстрый вдох и тужится снова. Слезы текут по ее лицу, и я чувствую себя беспомощной, отчаянно желая найти способ облегчить ей это процесс.

Ребенок на дюйм показывается, и мои глаза вылезают из орбит. — Срань господня, — выдыхаю я, глядя с благоговением, когда кладу руки ему под голову, не желая, чтобы он упал. — Он выходит. Продолжай. Ты сделаешь это. Он приближается!

Фелисити задыхается от счастья, на ее губах появляется болезненная улыбка, когда она делает еще один глубокий вдох и снова тужится, более чем готовая разорвать себя на части, если это означает возможность подержать на руках своего милого малыша. — Блядь, блядь, блядь, блядь, — кричит она, впиваясь ногтями в заднюю поверхность бедер.

Вся его головка показывается наружу, и я разинув рот смотрю на его маленькое личико, уставившееся на меня, когда волна облегчения захлестывает Фелисити. — Черт возьми, — смеюсь я, мое сердце колотится в груди, желая, чтобы я могла увидеть сходство между ним и его отцом, но в данный момент он просто красный и покрыт слизью. — Я вижу его. У него ангельское личико.

— Ангельское личико? — выдыхает она с обожанием в глазах, когда звук ее тяжелых рыданий разносится по камере.

— Да, — говорю я ей, не в силах отвести взгляд от великолепного малыша, новорожденного сына Романа. — Выход головки — это самое сложное, верно?

Она пожимает плечами. — Я … Я не… ААААА, — кричит она, когда у нее начинаются очередные схватки. Она снова тужится, и я беру ребенка в руки, помогая вытащить его плечи, и в тот момент, когда они освобождаются, все остальное его тело выплывает наружу, как мокрая сосиска.

Мои руки шарят по его скользкой, влажной коже, когда я устраиваю его у себя на руках и убеждаюсь, что он дышит. Я понятия не имею, что я делаю, но мой обширный опыт просмотра кино подсказывает мне, что он может закричать в любой момент. Улыбка расплывается по моему лицу, когда я смотрю на его красивые черты и замечаю, что этот парень будет чертовски разбивать сердца. Фелисити была права, это действительно мальчик, которым его отец будет очень гордиться.

Проходит секунда, затем другая, прежде чем его тихий крик заполняет камеры, и я поднимаю взгляд и встречаюсь с полными слез глазами Фелисити. — Вот, — говорю я, передавая его через ее ноги и помещая в ее ожидающие объятия. Она жадно берет его, плача счастливыми слезами облегчения, когда смотрит вниз на своего сына.

Я снимаю свою испачканную майку и протягиваю руку, предлагая ей ее в качестве одеяла, чтобы она могла завернуть в нее своего ребенка, и она с благодарностью принимает майку, потому что здесь нет абсолютно ничего, кроме ее собственного тела, которое она могла бы предложить в качестве защиты.

Фелисити тяжело дышит, когда я слышу, как охранник позади меня начинает шевелиться. Я оборачиваюсь, убеждаясь, что у нас еще есть время, и готовясь дать ему отпор, если это потребуется, но, когда я снова смотрю на Фелисити, ее лицо бледнеет. — Что-то не так, — бормочет она, хмуря брови и прижимая к себе ребенка чуть крепче.

Я смотрю поверх нее, пытаясь понять, о чем, черт возьми, она говорит, когда чувствую, как тепло разливается по моим коленям. Ужас пронзает мою грудь, когда я опускаю взгляд и вижу, что из нее льется кровь. Я судорожно хватаю ртом воздух. — У тебя кровь, — говорю я, в панике оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, что, черт возьми, я должна сделать, чтобы помочь ей. — Здесь слишком много крови. Что мне делать?