Бог Ярости - Рина Кент

Я бы притворился, что у меня есть гордость, а потом разбил бы ее вдребезги и помчался к нему.

Он начал оказывать на меня неоспоримое влияние, и это пугает. Не из-за него, а из-за меня.

Хотя «начал» — это полнейшая ложь. Он уже давно это делает, но я просто отказывался это признавать.

Николай опускает руку на бок, прекращая бесстыдно разглядывать меня.

— Думаю, будет лучше, если я останусь в гостевой комнате, — говорит он осторожным тоном. — Не хочу давать твоему отцу еще больше поводов ненавидеть меня.

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Он чертовски очарователен. Он вел себя как настоящий джентльмен перед моими родителями, и могу сказать, что он относился ко всему этому очень серьезно.

— Не улыбайся так, малыш. Я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на тебя. Ты же знаешь, что я не могу себя сдерживать, когда дело касается тебя.

Я встаю перед ним и наклоняюсь, чтобы говорить прямо в его соблазнительные губы.

— Тогда зачем начинать сейчас?

Горячее дыхание вырывается из его рта и танцует по моей челюсти, вызывая мурашки на коже.

Клянусь, он собирался поцеловать меня, но потом с видимым трудом отстранился.

— Твой отец, помнишь? Я не хочу подниматься в его списке дерьма еще выше, чем уже есть.

Разочарование сжимает мои внутренности, но я качаю головой, закрывая дверь в спальню.

— На самом деле он тебя не ненавидит. Он просто слишком заботится обо мне. Если думаешь, что это была ненависть, то видел бы ты послание Кингов, которое он отправил Киллиану.

На его лице расцветает надежда.

— Киллу пришлось хуже?

— Безусловно. Ты гораздо менее антагонистичен, чем он, так что отец на самом деле просто не давал тебе покоя из принципа. В конце концов он к тебе потеплеет.

— Даже если нет, моя миссия — сделать так, чтобы я ему понравился.

— Зачем тебе это?

— Потому что он твой отец, и ты, очевидно, ценишь его, — говорит он так, будто это само собой разумеющееся, и я снова улыбаюсь.

Кажется, сегодня я не могу контролировать свои челюстные мышцы.

— Только не переусердствуй. Он настоящий британец, поэтому к выражению эмоций относится крайне неодобрительно. То же самое, кстати, относится и к обоим моим дедушкам.

— Ты познакомишь меня со своими дедушками? Должно быть, я тебе действительно нравлюсь, да?

Ах, черт.

— Я имею в виду однажды. Если захочешь. Мы вроде как близки, так что я подумал… забудь об этом. И перестань так на меня смотреть.

— Как? — он ухмыляется, как чертов идиот, внимательно наблюдая за мной.

— Как злорадный придурок.

— У меня есть полное право злорадствовать, малыш, — он обхватывает меня за талию и прижимает к своей твердой груди. — Не думал, что я тебе настолько нравлюсь, что ты рассказал обо мне своим родителям. А теперь ты даже думаешь о том, чтобы рассказать и другим членам семьи.

— Я не настолько увлечен тобой.

— Малыш, ты открылся своим родителям и представил им меня. Если это не «нравлюсь», то тогда даже не знаю, чем это еще может быть.

— Ну, это же ты проделал весь этот путь сюда.

— Я сказал им, что я твой друг, ты мог бы и не говорить им об остальном.

— Нет, — я глажу его по щеке, и он откликается на мое прикосновение, трется кожей о мою ладонь, как нетерпеливый щенок. Господи. Как мужчина может быть таким безжалостно горячим и восхитительным одновременно? — Я не хочу прятать тебя, Николай. Я также рассказал о нас Глин и моим друзьям.

— Ты… рассказал?

— Да, пару недель назад. Ты не мой грязный секрет, и, между прочим, я никогда не стыдился тебя.

Мне было и до сих пор стыдно за себя.

— Малыш, тебе нужно перестать говорить такие вещи, потому что я действительно никогда не отпущу тебя.

— А кто сказал, что ты должен?

— Значит ли это, что… мы можем вступить в отношения?

— Я думал, мы уже были вместе?

— Были?