Тривейн - Ладлэм Роберт (1995)

Еще не было и семи, когда Тривейн проснулся. За окном занималось прекрасное зимнее утро. Снега выпало не много — может, на три дюйма, — он лишь покрыл землю, но не смог изменить пейзаж. За верхушками елей блестел океан, который, казалось, впал в зимнюю спячку. Лишь у самого берега тяжелые волны яростно бились о скалы, напоминая о том, что море всегда остается морем...

Эндрю решил не будить Лилиан — она так устала за эти дни! — и приготовить себе завтрак сам.

Захватив желтые листки, которыми был покрыт письменный стол в его кабинете, он разложил их на кухонном столике. На страничках крупно, наспех, были нацарапаны какие-то заметки, имена людей и названия компаний и корпораций. Это и составляло ту информацию, которую Сэму Викарсону удалось собрать об Ароне Грине. Ее большая часть была взята из справочника «Кто есть кто», кое-что из сборника спецслужбы. То же, что касалось личных привычек Грина, Викарсону удалось узнать от директора «Грин эйдженси» в Нью-Йорке. Правда, для этого Сэму пришлось назваться представителем телевизионной фирмы, снимающей о Грине документальный фильм.

Так просто... Игра... Но не для детей...

Как выяснилось, Арон Грин вовсе не был членом бирмингемской группы «наших», как предполагал Алан Мартин. Его семья не имела родственных связей ни с Лекменами, ни со Штраусами. Никто не дал ему ни пфеннига из старинных германо-еврейских капиталов, с помощью которых можно было войти в знаменитые дома Селигмана или Манфреда. Все обстояло совсем иначе.

Арон Грин, обычный эмигрант из Штутгарта, приехал в Америку в 1939 году в возрасте сорока лет. О его жизни в Германии удалось выяснить не много: он был торговым представителем крупной издательской компании «Шрайбварен», имевшей представительства в Берлине и Гамбурге. Где-то в конце двадцатых женился, однако его семейная жизнь закончилась в тот самый день, когда он покинул Германию, то есть незадолго до прихода к власти нацистов.

Карьера Грина в Америке была ровной и одновременно стремительной. Вместе с другими эмигрантами, приехавшими в Америку раньше его, он создал в Манхэттене небольшую издательскую, компанию. Используя технологию фирмы «Шрайбварен», ставшей, кстати сказать, издательской базой нацистов, небольшая фирма Грина быстро доказала свое превосходство над конкурентами. Через какое-то время она превратилась в одно из самых известных издательств Нью-Йорка. Через два года у Грина было уже четыре филиала, а сам он добился того, что принадлежавшие «Шрайбварен» технологические патенты были переведены на его имя. Это и была его жизнь, остальное не имело значения...

Потом Америка вступила в войну, заказов стало меньше, в издательском деле выживал лишь сильнейший. Но и здесь Грин оказался на высоте. Заимствованная у «Шрайбварен» технология позволила свести потери на нет; его компания продолжала работать с превосходившим воображение конкурентов размахом.

Не было, следовательно, ничего удивительного в том, что очень скоро Грин стал получать крупные правительственные заказы, военные заказы. «Мои старые компаньоны выступают за наци, я же — за леди с факелом в руке. И я спрашиваю вас, кто из нас прав?»

В это время Арон Грин принял несколько решений, обеспечивших его будущее. Откупившись от партнеров, он переехал из Манхэттена в Нью-Джерси, где земля стоила несоизмеримо дешевле, и пригласил на работу эмигрантов. Так, с помощью европейцев, он вдохнул в умирающий город жизнь.

Со временем стоимость земли возросла многократно, обеспечив Грину огромные дивиденды. А если прибавить сюда и то, что рабочие смотрели на него как на благодетеля — ведь он обеспечил их работой, — понятно, почему профсоюзное движение здесь было немыслимым. Никто в Нью-Джерси даже не думал проклинать «всех этих евреев», на которых обычно сыпались все шишки, и Грин продал часть земли, значительно увеличив свои доходы.