Я захватываю замок - Смит Доуди (1949)

А ведь дела наши потихоньку шли на поправку! В тот самый день умерла тетушка отца, Миллисента. Ох, до чего бессердечно я выразилась. Честное слово, если б я могла ее оживить, оживила бы непременно! Но это невозможно. Так почему бы не поблагодарить Господа за ниспосланное чудо? Мне и Роуз тетя завещала не комод или диван, как я предполагала, а весь свой гардероб! У нас появится одежда! О некрологе в «Таймс» отцу рассказал викарий; у всех в душе шевельнулась слабая надежда, что она оставила отцу немного денег. Увы! Его имя из завещания было вычеркнуто. Согласно тетушкиной воле, имущество полностью отходило хостелу для натурщиц. Воображаю ход ее мыслей: пусть сидят по хостелам, а не бегают под венец с моими родственниками. («Только представь, – горячилась Роуз, – не женись отец на Топаз, мы бы теперь как сыр в масле катались!» И правда, что лучше: кататься как сыр в масле или иметь мачехой Топаз? Я выбрала Топаз. По-моему, правильно.) Когда первые эмоции улеглись, мы наконец вспомнили о преклонном возрасте тетушки (семьдесят четыре года) и ее пристрастии к эксцентричным нарядам. Ну, хоть что-то оставила – все равно помощь.

Адвокаты пригласили нас за вещами в Лондон, расходы брали на себя.

День в столице сулил райское блаженство; выбор одежды для поездки обернулся адовыми муками. Особенно для Роуз. Мой гардероб особых раздумий не заслуживал, вот я о нем и не думала. Почистив и отутюжив зимние пальто, мы попытались себя убедить, что теперь они намного лучше. И тут погода резко потеплела; в ослепительном сиянии солнца пальто выглядели просто кошмарно. Внезапно мне пришла блестящая мысль:

– А давай наденем старые белые костюмы!

Их нам подарила тетушка Миллисента, еще до ссоры с отцом. Очень простые, классические, из шелковистого льна. Вид у них, конечно, поношенный; мой мне коротковат даже с отпущенной по максимуму юбкой. Но ничего не поделаешь. Лучшего у нас нет. К тому же на них – о чудо! – ни пятнышка.

– В разгар лета самое то, – мрачно заключила Роуз, когда мы их примерили. – А в апреле… Да уж!

И все-таки мы решили надеть костюмы, если хорошая погода продержится до поездки.

Когда мы проснулись, солнце светило, как в июне. День выдался замечательный! По-моему, нет в году времени лучше, чем погожее весеннее утро. При виде такой красоты сразу веришь в Бога. Даже лошадь, казалось, радовалась чудесной погоде (повозку с лошадью одолжил Стивену мистер Стеббинс, чтобы он довез нас до станции).

– Вы когда-нибудь видели такое высокое небо? – спросила я. И тут же устыдилась своего восторга: если бы тетушка Миллисента осталась жива, я бы сейчас не ликовала. А ведь как бедняжке, наверное, не хотелось умирать!

Повозка неторопливо катила через Годсенд; лучи восходящего солнца золотили поросшие мхом надгробия церковного кладбища. Однажды ты тоже умрешь, сказала я себе – и не поверила. Наверняка на смертном ложе мне вспомнится та апрельская поездка и бездонное саффолкское небо над старыми-старыми могилами…

От раздумий о смерти – странной, прекрасной, пугающей и такой далекой – я почувствовала себя еще счастливей. Омрачил мою радость лишь видневшийся за деревьями Скоутни-Холл. Из-за сестры, конечно. Мне-то какое дело до Коттонов? (До чего же мне тогда вообще было дело?) Словом, пока мы не миновали парк, на протяжении двух минут я тактично «застегивала» на ботинке единственную пуговицу, стараясь не пересечься с Роуз взглядом.

На станцию приехали вовремя. Сестра предложила купить билеты в первый класс: оплачивают ведь адвокаты.

– А вдруг они вернут деньги не сразу? – возразила я.

Продержаться день в Лондоне мы собирались на жалованье Стивена; Топаз, конечно, рассчитывала отдать долг.

Билеты в конце концов взяли дешевые.

Стивен умолял меня быть внимательной на дороге, даже побежал за поездом, чтобы еще раз напомнить. Он с улыбкой махал нам вслед, но во взгляде сквозила грусть.

А ведь Стивен никогда не видел Лондона!