Страх надежда и хлебный пудинг - Секстон Мари

– Ну, раз дети уехали…

Я хохотнул. Слишком громко. А она положила руку мне на колено и наклонилась ко мне. Она и правда была очень красивой. Ни я, ни она не были молоды. У нее были морщинки около глаз и седина в волосах, но в тот момент она казалась мне потрясающей.

– Я не занималась этим несколько лет, – призналась она.

– Я еще дольше.

– С тех пор, как ваша жена…?

Я сглотнул. И кивнул. Десять лет после того, как она умерла, и ни с кем, кроме нее, на протяжении тридцати предыдущих. Я много раз заходил на сайты знакомств для тех, кому было за пятьдесят, но так и не решился зарегистрироваться. Не из-за Кэрол – она бы не упрекнула меня после стольких-то лет одиночества, – но потому что был трусом.

Потому что мне казалось, что для романтики я слишком стар.

Грейс встала. Протянула мне руку и потянула с дивана, а потом увела в свою спальню. Там она повернулась ко мне лицом.

– Можно, мы оставим свет выключенным?

Я хотел видеть ее, но потом подумал о своем собственном стареющем теле.

– Разумеется.

– Хорошо.

Она обвила мою шею руками и подошла чуточку ближе. Внезапно реклама «виагры» по телевизору перестала казаться мне такой уж смешной.

– Надеюсь, мотор еще будет работать, – проговорил я.

Она рассмеялась. Ее голос звучал так же нервно, как мой.

– Мы его заведем.

Я, может, и был стариком, но, как выяснилось, еще не совсем одряхлевшим. Еще одним облегчением стало то, что мне не мешали воспоминания о жене. Грейс ни на вкус, ни на ощупь не походила на Кэрол. В моем сознании они были четко разделены. Позже она лежала со мной в темноте. Ее голова едва задевала мое плечо. Судя по всему, у нее не было склонности к нежностям после секса.

– Они счастливы вместе? – спросила она.

– Кто?

– Наши сыновья.

Вопрос меня удивил.

– Абсолютно. Разве вам не заметно?

Она покачала головой.

– Нет. Не особенно.

Как можно было не заметить их взаимное притяжение? Коул и Джон до сих пор часто улыбались друг другу, как влюбленные школьники. Но опять же, атмосфера была напряженной, и, конечно, Коул находился в депрессии. Он пытался скрывать ее, но безуспешно, и Джон был осведомлен о ней лучше всех.

– Им хорошо вместе, но они тяжело переносят проблемы с усыновлением. Особенно Коул.

– Почему он так сильно хочет ребенка?

Я пожал плечом и задумался.

– У него большое сердце. Он заботится обо всех, кого знает, – в той мере, в которой ему позволяют. Я думаю, он будет прекрасным родителем.

– В отличие от меня. Знаете, он был прав. Я понятия не имею, как обращаться с детьми. И никогда не имела.

– Как и все мы. Пока не оказывается, что уже слишком поздно.

Она вздохнула.

– Могу я быть откровенной?

– Вы спрашиваете об этом сейчас, когда мы оба голые? После того, что мы сделали? Надеюсь, речь не о моем выступлении.

Она рассмеялась – как я и надеялся.

– Нет. О Ники.

– О ком?

– Об отце Коула.

– О. – Меня удивило ее желание обсудить бывшего мужа. – Я не знал, что его так зовут.

Она рассмеялась.

– Ну, на самом деле, его звали немного иначе. Коул Николас Фентон Дэвенпорт Второй, если хотите знать, но он предпочитал имя Николас. Он терпеть не мог, когда его звали Ник.

– Но против Ники не возражал?

– Напротив. Это имя он ненавидел даже сильнее.

И ей, разумеется, было необходимо называть его именно так. Привык ли он, как Джон смирился с именем Джонни, или же Грейс каждый раз выводила его из себя?

– Коул редко о нем вспоминает.

– Правда? Не ожидала.

– Почему?

Она пожала плечами и в темноте повернулась ко мне.

– Простите.

– За что?

– Мне кажется, зря я упомянула его. Как-то странно сейчас о нем говорить.

– Грейс, мы не дети. Мы все понимаем, ведь так? И вы, и я были женаты…