- Вы сегодня какой-то странный, - мысленно сказала Маргерит Деренод. Вам нехорошо?

- Вы же знаете, что это невозможно, - ответил он протестующим жестом.

И тут же почувствовал острую боль в кулаке, сжимающем ручку портфеля. А Когда портфель выпал и раскрылся, из него вывалились настоящие, полновесные словари Кишера и Гельцера, с пронумерованными страницами.

Потрясенная, студентка захлопала ресницами, настоящими ресницами земной девушки. А ее глаза стали голубыми, как когда-то, хотя в остальном лицо по-прежнему было лишено признаков жизни. Она стояла неподвижно, словно после огромного, нечеловеческого усилия, затем, очень быстро, ее нос, губы, щеки обрели цвет и стали даже чуть румянее, чем были на Земле. И стояла она вовсе не обнаженная, нет, Маргерит была одета, как и подобало девушке в 1919 году, году ее смерти.

Было сухо и немного прохладно, и молодые люди дышали полной грудью, выдыхая хорошо видимый пар.

Ничуть не смущаясь нескольких оказавшихся поблизости Теней, они слили свои возродившиеся губы в долгом поцелуе. Затем, движимые радостью, переполненные вновь открывшимися силами, направились на площадь, где стоял ящик из некрашеного дерева. Открыть его не составило труда. Достаточно было поднять крышку руками, которые ничуть не потеряли прежней ловкости. Влюбленные нашли там много вещей, которые принадлежали им на Земле, а главное, карту неба - исключительно четкую, многоцветную. Карта ожила и дала Шарлю и Маргерит множество советов и наставлений по поводу того, куда направить взоры, а потом позвала молодых людей в путь.

РАНИ

Rani

Хотя в племени он был единственным, кто получил воспитание в большом городе, тем не менее его избрали касиком только после испытания голодом. Соперники выбывали один за другим, и на девятый день Рани остался один - он лежал, закутанный в бычьи шкуры, и тело его напоминало высохшую деревяшку.

С начала испытания время застыло для него в образе больших стенных часов с шестью лицами девушек по циферблату. Именно девушки с циферблата каждые четыре часа приносили ему воду и листья коки, которые он мог только сосать - сил жевать уже не осталось. Но он все тянул и тянул испытание, надеясь еще раз дождаться, когда опять придет очередь Яры, его невесты. Ее взгляд говорил ему: "Держись, настанет время удивительных вещей!"

С приближением ночи ему слышался отдаленный топот кавалерии, всегда на одном и том же расстоянии, несмотря на отчаянные попытки всадников добраться до него. Голод рождал в его воображении высокие фигуры, которые входили в палатку с фосфорическими корзинами. Одна из фигур мягко опускала веки индейца, другая поднимала их. Иные набрасывались на его печень и выжимали из нее все соки или с тщательностью хирурга вгоняли в почки большие полые иглы. Потом все объединялись, перешептываясь, и выпускали перед лицом Рани крохотных воробышков смерти.

В начале десятой ночи он увидел, что у изголовья его ложа распростерся огромный верблюд из последнего сна - обнажая песчаные десны, животное двадцать раз подряд пыталось подняться на ноги, почти уже рассыпавшиеся в прах. Тогда, из боязни уступить превосходящим силам зверей, которые только и ждут внутри нас и вокруг нас своей очереди пожить за наш счет, индеец уголками губ (одна губа побелела, другая была лиловой) дал понять, что готов прекратить голодовку.