Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

– Ни к чему. – Карсон нахмурился и вздохнул. – Дику показалось – я только передаю его слова, – что этот Комбер, скорее всего, в бегах. И что за его голову на Востоке назначена награда, быть может. Он не был уверен, конечно… Скорее, просто ощущение. Ну, вы понимаете.

Кровь вдруг застыла у меня в жилах, а сорвавшийся с губ смех прозвучал, надо полагать, не веселее похоронного звона.

– Боже правый! Что за нелепая выдумка! С какой стати он решил, что я… что этот парень… да-да, там ведь много было англичан…

Все без толку: стоило этим добрым глазам воззриться на меня, как я сразу же поджал хвост. Голос Кита звучал так же ровно, как и всегда.

– Дик сказал, что тот Комбер был хорошим капитаном каравана… Пусть новичок, в некотором роде, но с караваном справлялся. Правильно говорил с шайенами, кстати. Хорошо показал себя в форте Бент, когда Большой приют взлетел на воздух. – Кит помолчал. – Еще Дик заметил, что каким бы ни был этот Комбер, или какой там хвост за ним ни тянулся, он ему пришелся по душе. – Еще одна долгая пауза. – Я ценю мнение Дика.

За свою жизнь мне довелось получить целый ряд разного рода отличий и наград, включая крест Виктории, извинение от Авраама Линкольна, хвалебный рапорт Сэйла из Джелалабада, рукопожатие Веллингтона, благодарность парламента, одобрительный хлопок по плечу со стороны раджи Брука, ну, и вздохи экстаза от самых разнообразных женщин, – но самая необычная награда из всех – это характеристика Кита Карсона. Господи, Карсон был доверчивым парнем, но в то же время и нет, поскольку вполне раскусил во мне негодяя. Единственной его ошибкой было, что он доверился оценке простака Вуттона, считавшего меня храбрым негодяем. Этого для Кита было достаточно, и не важно, что я там творил: бросал жен, скрывался под чужими именами, совершил бог знает какие преступления там, на Востоке. Зато достойно вел караван.

Удивительная вещь (и я всю жизнь пользовался ею), что единственное положительное качество, проявленное черной овцой, способно снискать большую оценку, нежели все достоинства честного человека, вместе взятые. Особенно если это положительное качество – храбрость. Счастье в том, что, хотя храбрость во мне отсутствует напрочь, выгляжу я так, будто наделен ею сверх меры. И добрые души вроде Карсона и Вуттона даже представить себе не могли, что при первом намеке на опасность я готов бежать без оглядки, верещать, умолять о пощаде или предать всех вокруг. По своей наивности эти ребята протягивали мне руку помощи, чем и объяснялось поведение Карсона. Но в то же время он здорово перепугал меня – внутри все так ходуном и ходило.

– А, отлично, – заявляю я, стараясь придать голосу сердечность. – Славный парень этот Дядя Дик.

– Угу, – отвечает Кит и снова погружается в раздумье. – Тогда в путь. – Последняя пауза. – Коль случится вернуться сюда, дайте знать.

– Возвращаться я не собираюсь, – ответил ему я, и, клянусь Георгом, совершенно искренне.

Он кивнул, вскинул руку и погнал мустанга по дороге. Я смотрел вслед, пока маленькая фигурка в замшевой куртке не затерялась среди деревьев, и хотя не чувствовал ничего, кроме облегчения – рядом с этими Китами Карсонами на душе всегда как-то неспокойно – в уме у меня промелькнула мысль о том, как легко и естественно расходятся у людей пути-дорожки на старом добром фронтире. Никаких тебе церемоний и ритуалов; наверное, это некое суеверие, но никто здесь не употребляет слова «прощай».

* * *