Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

– Теперь ты узнал меня? Ту девчонку, которую продал в Мексику? Наверное, не было даже нужды в этом, – она указала на повязку. – Конечно, как должна выглядеть женщина, двадцать пять лет томившаяся в рабстве у навахо? Да она должна быть уже мертва, но если даже ей посчастливилось выжить, то это будет сморщенная, скрюченная старуха, отвратительная оболочка прежнего живого существа, – голос звучал сдавленно, – жалкий безумный призрак, истерзанный побоями, голодом и страхом того ада, через который ей довелось пройти!

Глаза Клеонии горели, как угли, ладонь с выставленными вперед ногтями дернулась к моему лицу. По щеками текли слезы, слезы ненависти и гнева.

– Ублюдок! Грязный, мерзкий, подлый, трусливый, злой, жестокий… жестокий… жестокий!

Крик перешел в сдавленный всхлип, и рука с приготовленными к бою ногтями дернулась к ее собственному лицу, чтобы сдержать рвущиеся из горла рыдания. Успокоившись, она вытерла слезы и снова посмотрела на меня.

– Такой она должна была стать, – зашептала Клеония. – Старой, презренной развалиной. Совсем не похожей на роскошную миссис Кэнди! Нет, даже если бы тебе пришла бы в голову фантазия представить, как должна выглядеть сейчас Клеония, ты никогда на нарисовал нечто подобное миссис Кэнди. И вряд ли бы узнал в последней восемнадцатилетнее дитя, которое продал за две тысячи долларов священнику из Санта-Фе.

Значит, проболтался, подлый иудушка! Мне стоило догадаться. Но нет, все это невозможно, это просто ночной кошмар. Этого не может, не должно быть… Клеония…

– Но я должна была убедиться. О, я должна была убедиться! – Она снова надела повязку на глаз. – Так появилась миссис Кэнди. Мистер Комбер – такое было имя, да? Как часто я размышляла – ждала, ненавидела и размышляла, – что же сталось с ним? И вот через двадцать пять лет узнаю, что это был сэр Гарри Флэшмен, английский джентльмен. Я отказывалась поверить… пока не приехала в Нью-Йорк, чтобы убедиться лично. И я тебя узнала… ведь ты не переменился, нет-нет! Все тот же красавец, обольститель и подлец, который использовал меня, лгал мне, предал меня… Ты совсем не изменился. Но тебе ведь не приходилось быть пленником в руках дикарей, забитым, бесправным рабом. Пока не приходилось.

Один из сиу буркнул, указывая туда, где через ветви просвечивали огни парохода и откуда доносились далекие голоса. А я не мог издать даже звука! Клеония заговорил снова, на этот раз на языке сиу:

– Опасности нет. Никто не видел нас. Никто не заметит, как я вернусь на борт.

Я вертелся в цепкой хватке, пытаясь глазами упросить ее избавить меня от проклятого кляпа и дать возможность объясниться. Господи, дай мне только шанс, и я объясню все, клянусь! Ты должна! Я ворочал глазами в немой мольбе, но она покачала головой.

– Нет. Как видишь, мне все известно. И никакие слова ничего не изменят. Мы оба знаем, как ты предал и продал девушку, любившую тебя и доверявшую тебе. О, да, я любила тебя! Если бы не любила, – глаза ее вновь наполнились жгучими слезами, а голос задрожал, – боль была бы не такой… сильной. И я не смогла бы ненавидеть так, как ненавижу сейчас, если не… не любила однажды.

Взяв себя в руки, Клеония продолжила:

– Я могла бы убить тебя в Нью-Йорке за каких-нибудь полсотни долларов. Но это было бы слишком легко. Ага, – вибрирующий креольский акцент, шуршавший, как бархат, и дрожащий от страсти исчез, и передо мной снова стояла гнусавая янки миссис Кэнди – прагматичная и холодная, как могильная плита. Отсутствие эмоций было еще более пугающим. Она могла обсудить еще вопросы сексуальных отношений или проект с Бисмарком… Боже, Бисмарк, письмо, корпорация… От всего этого голова моя пошла кругом, и ее голос пронзал эту круговерть, словно нож.