Подарок ко дню рождения - Барбара Вайн (2008)

– Доктор Пенберти, – сказал старик, – теперь, когда этот документ попал в руки лорда Питера Уимзли, вы понимаете, что ему остается только связаться с полицией. Но так как это повлечет за собой большие неприятности для вас и для других людей, вы, возможно, пожелаете найти другой выход из этого положения. Если же нет…

Он вытащил из кармана пиджака то, что принес с собой.

– Если нет, я случайно прихватил из моего личного шкафчика вот это. Я кладу его сюда, в ящик стола, готовясь завтра взять его с собой за город. Он заряжен.

– Благодарю вас, – ответил Пенберти.

Я перевернул последнюю страницу и тут вспомнил, что этот роман рекомендовали почти все критики, назвав его «хорошим чтением», и вернулся наверх. Айрис все еще не спала; к нам в постель забрался Адам, и они очень красиво смотрелись, лежа в обнимку. На часах было десять минут пятого. Я отнес сына назад в его кроватку. Должны ли мы позвонить Айвору утром, спросил я у жены, или наш звонок будет еще одним раздражителем? Когда близкий человек попадает в такую беду, как он, вы не хотите, чтобы он чувствовал себя одиноко или подумал, что вам на него наплевать. Мы позвонили. Он сказал, что немного поспал, больше, чем ожидал, и странно то, что он проснулся вполне бодрым и спокойным, и ни следа похмелья.

– Я не буду пить перед тем, как ехать в Палату; лучше я это сделаю потом.

– Ты уверен, что это произойдет?

– О, да, – ответил он. – Так уж мне повезло, что я должен выступить с заявлением, и когда я закончу и еще не успею сойти с кафедры, какой-нибудь оппозиционер-«заднескамеечник» задаст мне вопрос, есть ли какая-то правда в статье Менхеллиона. Нечего и сомневаться. Именно так все произойдет.

Я спросил его, что он ответит.

– Бог знает. Я уже принял решение. Я скажу правду. Мне придется. Я не собираюсь лезть в такое дерьмо и лгать в Палате общин. Я скажу правду, но не обязательно всю правду.

– А вся правда должна выйти на свет?

– Понимаешь, Роб, я так не думаю. Я действительно не думаю, что она когда-нибудь выйдет на свет.

Это должно было меня насторожить, это должно было подать сигнал тревоги, но этого не случилось. Я слушал программу «Сегодня» по «Радио-4». Они уделили целых пять минут Линчам, Ферналам и Джейн Атертон, попутно упомянув, что Айвору Тэшему, министру по делам Военно-воздушных сил за рубежом, придется кое-что объяснить и что хотя его пригласили, он не захотел прийти на программу. Я прослушал все это, а потом поехал на работу. Когда я добрался туда, прочел несколько утренних газет. В них было полно связанных с этим делом статей, в том числе история жизни семьи Линчей и рассказ Шилы Атертон об учебе ее дочери в школе и в университете, о ее приятеле по имени Каллум и еще об одном, сыне богатого производителя стекла. Джерри Фернал хранил гордое молчание. Я так и не понял, какой был смысл публиковать большую фотографию его новорожденной дочери. Полагаю, Пандора, молчаливая и обычно сдержанная, с гордостью отдала ее газетчикам.

Я мог легко узнать, что произошло в Палате общин, но не сделал этого. К тому времени, когда на следующий день принесли газету, я больше не мог этого вынести. Знал ли Айвор заранее тот вопрос, который собирался задать ему лейборист-«заднескамеечник» Марк Сэддлер? Должны ли они выносить вопрос на обсуждение или могут просто встать и задать его? Я не знаю. Но знаю, что ответил Айвор, поскольку это попало в заголовки всех крупных газет. Об этом говорили по телевизору и по радио; это было везде.

Сэддлер был известным антироялистом и славился своим едким остроумием. На официальном открытии сессии парламента, когда герольдмейстер приглашает членов Палаты общин явиться к Ее Величеству в Палату лордов, он всегда выкрикивал какое-нибудь колкое замечание, оскорбляющее королеву, насчет ее расходов или поведения ее детей. Он был известным смутьяном и enfant terrible[13].