Неприятная профессия Джонатана Хога - Роберт Хайнлайн (1969)

– А мы не можем сделать ему что-нибудь, чтобы он запомнил нас? – спросил он.

– Как угодно, – равнодушно отозвался Стоулз, вставая, – только постарайтесь не оставлять следов.

– Отлично! – улыбнулся Фиппс и наотмашь ударил Рэндалла по лицу, да так, что у того зашатались зубы. – Мы будем крайне осторожны!

Большую часть времени он пребывал в сознании, хотя раз или два отключался, но только с тем, чтобы прийти в себя от еще более сильной боли. Фиппсу, видимо, удалось разработать какой-то свой новый способ мучить человека, и через какое-то время Рэндалл перестал понимать, что происходит.

Он находился в небольшой комнатке, полностью зеркальной – все четыре стены и потолок. Его отражения бесконечно повторялись во всех направлениях, и каждое отражение было им самим; причем отражения явно ненавидели его, но деться от них было некуда. «Дай ему еще разок!» – кричали они – кричал он сам – и ударил себя крепко сжатым кулаком в зубы. Они он? – захихикали.

Они надвигались на него, а он не мог от них убежать. Мышцы не слушались его, хотя он изо всех сил пытался их напрячь. А все потому, что он был прикован наручниками – прикован к тренажеру. Глаза у него тоже были завязаны, а наручники мешали снять повязку. Но он во что бы то ни стало должен был держаться – Синтия находилась на самой вершине, и он должен был до нее добраться.

Вот только у тренажера с бегущей дорожкой нет никакой вершины.

Он страшно устал, но каждый раз, когда он замедлял бег, они били его. И ему приходилось считать шаги, в противном случае вся процедура теряла смысл, – десять тысяч девяносто один, десять тысяч девяносто два, вверх-вниз, вверх-вниз, – если он только мог видеть, куда направляется.

Он споткнулся, кто-то ударил его по затылку, и он рухнул лицом вниз.

Проснувшись, Рэндалл почувствовал, что лицом упирается во что-то твердое, бугристое и прохладное. Он попытался отодвинуться, но понял, что тело не слушается его. Он не мог пошевелить ногами – но в сумеречном свете наконец разглядел, что во сне запутался лодыжками в простыне.

Твердым холодным предметом оказалась батарея парового отопления, лицом в которую он упирался. Сознание медленно возвращалось: он находился в собственной спальне. Должно быть, он вставал во сне – такого с ним не случалось с самого детства. Встал, не просыпаясь, споткнулся и упал головой на батарею. Должно быть, ударившись, он потерял сознание – счастье еще, что не убился.

Рэндалл начал приходить в себя, с трудом поднялся на ноги и тут заметил в спальне незнакомую вещь – большое новое зеркало. Тут же на него нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Он бросился к постели.

– Синтия!

Она оказалась на привычном месте, с виду целая и невредимая. Правда, когда он окликнул ее, Синтия не проснулась. Рэндалл даже обрадовался этому – ему не хотелось ее пугать. Он на цыпочках отправился в ванную комнату, прикрыл за собой дверь и только тогда зажег свет.

«Ну и видок!» – сказал себе Рэндалл, посмотревшись в зеркало. Ночью из носа явно текла кровь, потом кровотечение прекратилось и она засохла на лице. Засохшей кровью была перепачкана и пижамная куртка. Кроме того, очевидно, он лежал в крови левой стороной лица, что придавало ему куда более страшный вид, чем было на самом деле, подумал он, умываясь.

На самом деле, кроме разбитого носа, других повреждений вроде бы не обнаружилось. Впрочем, нет! Ого! Вся правая половина тела онемела и болела – скорее всего, он упал на правый бок. «Интересно, – подумал Рэндалл, – сколько же я пролежал без сознания?»

Он снял пижамную куртку, потом решил, что сейчас – в таком состоянии – не стоит пытаться отстирать ее, скомкал ее и запихал за унитаз. Ему не хотелось, чтобы Синтия ее увидела до тех пор, пока он не сумеет все ей как следует объяснить.

«Господи, Тедди! Что с тобой случилось?»

«Ничего, милая, просто споткнулся о батарею».