Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

И все же в действительности существует сила, превосходящая конвенционализм, даже самый всеобщий. Когда образование посеяло в обществе свое губительное семя, в нем не исчезла сила консерватизма, которая освобождает его и в долговременной перспективе освободит, через страдания и слезы, от этого гибельного, смертоносного семени.

Так что когда коммунизм в достаточной степени напугал и скомпрометировал общество, последовала неизбежная реакция. Франция стала отступать к деспотизму. В своем пылу она распродала даже правомерные и ценные завоевания революции. Появились консульство и империя. Но, увы, надо ли говорить, что пристрастие к Риму преследовало страну и в этой новой фазе? Античность не ушла, она оставалась, чтобы оправдывать все формы насилия. От Ликурга до Цезаря – множество моделей, из которых можно сделать любой выбор. Так что – и я воспроизвожу тут слова г-на Тьера – «побывав афинянами вместе с Вольтером, мы были спартанцами при Конвенте и солдатами Цезаря при Наполеоне». Разве не приходится признать, что наша любовь к Риму оставила глубокую печать и на этой эпохе? О Боже, эта печать повсюду! Она в архитектуре зданий, в монументах, в литературе, даже в моде одежды в императорской Франции. Она в забавных, смешных названиях наших институций. Ведь не случайно же повсюду выросли, как грибы, консулы, император, сенаторы, трибуны, префекты, сенатские решения, троянские колонны, легионы, Марсовы поля, пританейоны (магистраты), лицеи.

Борьба между революционными и контрреволюционными принципами, по-видимому, завершилась в июльские дни 1830 г. С этого времени интеллектуальные силы страны повернулись к изучению социальных вопросов, что само по себе естественно и полезно. К сожалению, импульс к движению человеческого ума опять задал университет, направляя людей в сторону все тех же отравленных источников античности; потому-то нашему несчастному отечеству вновь пережить свое прошлое и повторить прежние тягостные испытания. Как будто мы обречены вечно крутиться в порочном круге: утопия, экспериментирование, реакция; литературный платонизм, революционный коммунизм, военный деспотизм; Фенелон, Робеспьер, Наполеон! Да и может ли быть иначе? Молодежь, из которой рекрутируются литераторы и журналисты, вместо того чтобы открывать и формулировать естественные законы общества, ограничивается повторением греко-римской аксиомы: социальный порядок есть творение законодателя. Ничего себе исходный пункт, открывающий дорогу к неуемному воображению и вечно порождающий социализм! Ибо, если общество есть изобретение, то кто не захочет стать изобретателем? Кто не захочет быть Миносом, Ликургом, Платоном, Нумой, Фенелоном, Робеспьером, Бабефом, Сен-Симоном, Фурье, Луи Бланом, Прудоном? Кто не пожелает себе славы создателя народа? Кого не прельстит титул отца народов? Кто не жаждет перемешивать семью и собственность, как перемешивают химические компоненты?

Но чтобы дать волю фантазии не только в колонках газеты, надо иметь власть, надо занимать то самое центральное место, куда тянутся все нити государственной власти. Таково обязательное предварительное условие всякого экспериментирования. Поэтому каждая секта, каждая школа прилагает и будет прилагать все свои усилия, чтобы прежде всего изгнать правительство уже находящейся у власти школы или секты, и выходит так, что под влиянием классического образования социальная жизнь не может быть ни чем иным, как нескончаемой серией битв и революций, имеющих предметом вопрос о том, какой утопист будет производить опыты с народом как с косной материей.