Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

В конце концов заметьте одно: когда я восстаю против классического обучения, я не требую запретить его, я требую лишь, чтобы его на не навязывали. Я не говорю государству: заставьте всех придерживаться моего мнения. Я говорю ему: не заставляйте меня подчиняться другому мнению. Разница, как видите, велика, и никаких недоразумений на этот счет быть не может.

Г-н Тьер. Г-н де Рианси29, г-н де Монталамбер, г-н Бартелеми Сент-Илер полагают, что римская атмосфера наилучшим образом формирует сердца и умы молодежи. Пусть так. Пусть они погружают в эту атмосферу своих детей, я им не буду мешать. Но пусть они оставят мне свободу держать как можно дальше моих детей от этого зачумленного воздуха. Господа регламентаторы, то, что представляется вам возвышенным, мне представляется одиозным; то, что удовлетворяет вашу совесть, тревожит совесть мою. Так что действуйте по своему усмотрению, а я буду действовать по усмотрению моему. Я вас ни к чему не принуждаю, почему же принуждаете меня вы?

Вы совершенно убеждены, что с социальной и нравственной точек зрения идеал прекрасного пребывает в прошлом. А я вижу его в будущем. «Осмелимся сказать веку, гордому самим собой, – говорил г-н Тьер, – что античность – это самое прекрасное в мире». Что до меня, то мне повезло, что я не разделяю столь огорчительного мнения. Я говорю огорчительного, потому что оно, в силу некоего фатального закона, обрекает человечество на неуклонную деградацию. Вы перемещаете совершенство к началу времен, я – к концу. Вы расцениваете общество как ретроградное, я расцениваю его как прогрессивное. Вы убеждены, что наши мнения, идеи, обычаи должны быть как можно аккуратнее разлиты по античным формам и именно так переплавлены; я изучал социальный порядок Спарты и Рима и вижу в нем лишь насилие, несправедливость, ложь, вечные войны, рабство, всякие гнусности, фальшивую политику, фальшивую мораль, фальшивую религию. То, чем вы восхищаетесь, я ненавижу и отношусь ко всему этому с омерзением. В конце концов, оставьте ваше суждение при себе, а мое при мне. Мы же не адвокаты, из которых один выступает за классическое образование, другой против, а суд своим решением насилует мою совесть или вашу. Я требую от государства единственно нейтралитета. Я требую свободы для вас, как и для себя. При этом я имею перед вами преимущество, которое заключается в беспристрастности, сдержанности и скромности притязаний.

Перед нами открываются три источника образования: государственный, церковный и, так сказать, свободный.

Я требую только того, чтобы последний вид образования был действительно свободным и мог опробовать новые и благодатные пути. Пусть университет преподает то, что ему дорого, – греческий и латынь; пусть церковь преподает то, чему научилась сама, – греческий и латынь. Пусть он и она будут делать платоников и трибунов, но пусть они не мешают нам формировать, совсем другими методами, людей для нашей страны и нашего века.

Ибо, если нас лишат этой свободы, какой горькой насмешкой будут звучать слова, которые мы слышим каждый день: «Вы свободны!»

На заседании 23 февраля г-н Тьер сказал, вот уже в четвертый раз, следующее:

«Я повторяю и буду повторять то, что уже говорил: свобода, предоставляемая нам законом, который мы сами приняли, – это свобода, соответствующая Конституции.

Попробуйте доказать мне обратное. Докажите мне, что это не свобода. Что касается меня, то я утверждаю, что никакой другой свободы нет и быть не может.

Было время, когда никто не мог преподавать без разрешения правительства. Мы отменили это предварительное разрешение, и преподавать может каждый.

Было время, когда указывали: преподавайте то-то и то-то и не преподавайте того-то и того-то. Сегодня мы говорим: преподавайте все, что желаете преподавать».

Печально слышать такой вызов и быть обреченным на молчание. Если бы слабость моего голоса не помешала мне подняться на трибуну, я ответил бы г-ну Тьеру.