Первые леди Рима - Фрейзенбрук Аннелиз

Жречество в честь обожествленного мужа все еще оставалось единственной официальной должностью, которую женщинам императорской семьи позволялось занимать, и точно не ясно, какого рода общественные обязанности тут требовались. Но очевидная способность Агриппины входить в логово льва (то есть римской имперской власти) в ранние дни правления ее сына была беспрецедентна — демонстрируя, насколько Нерон на самом деле был обязан ей своим троном. Частично это было неизбежным следствием молодости Нерона и необходимости иметь рядом советников. Его первая речь в Сенате была попыткой умиротворить его членов-патрициев, предложив им заверения, что с этого момента разделение имперского дома и государства будет уважаться и Палатин не будет вмешиваться в юрисдикцию Сената, как случалось при предыдущих принцепсах. Однако это обещание было до определенной степени подорвано тем фактом, что заседания Сената теперь часто созывались в императорском дворце, чтобы Агриппина могла подслушивать обсуждения из занавешенного места позади зала. Некоторые удивляются, неужели она обладала способностью сдерживать свои чувства, зная сенаторские дела. Она даже пыталась вклиниться в сенаторские дискуссии, как свидетельствует ее неудачная попытка изменить прежнее требование Клавдия, чтобы у начинающих квесторов требовали финансирования гладиаторских представлений из их собственного кармана.[461]

Тот факт, что Агриппине не было дозволено появляться и говорить на этих встречах, является важным напоминанием, что запрет женщинам играть официальную роль в делах государства продолжал действовать неукоснительно. Иногда случались напряженные моменты, когда следовало предпринять некоторое количество поспешных дипломатических маневров, чтобы сгладить впечатление от нарушения этого принципа. Один такой инцидент имел место в конце 54 года, когда делегация римских союзников из Армении прибыла на аудиенцию с Нероном поговорить о кризисе в их стране. Когда Нерон начал выслушивать их представление, Агриппина приблизилась к мужчинам. Но вместо того, чтобы занять место на своей отдельной платформе, как она сделала, принимая мольбы Каратака в качестве супруги Клавдия, она поднялась на помост сына с явным намерением сесть рядом с ним. Это заставило постоянно присутствовавшего Сенеку быстро решать, как можно разрядить потенциально неловкую ситуацию. Он шепнул своему молодому помощнику, чтобы тот вышел вперед и приветствовал мать императора, сгладив тем самым ситуацию, которая могла бы обернуться грандиозным скандалом.[462]

Напряжение, сопровождавшее вмешательство Агриппины в имперскую политику, не исчезало. Римская политическая элита скептически относилась к способности юного императора, которому едва исполнилось 17 лет и, более того, который был qui a famina regeretur (одним из тех, кем управляет женщина), успокоить мятежников по всей империи.[463] Но существовала область, в которой женщина могла действовать, — это правильное руководство воспитанием и образованием своего сына. Это делали Корнелия, Антония и Ливия, и Агриппина выполняла свои обязанности с той же уважаемой серьезностью — например, пригласив Сенеку быть воспитателем сына и лично уводя Нерона от неподходящих областей обучения, таких как философия, считавшаяся слишком расслабляющим предметом для воспитания властителя. Но совсем другое дело, когда она открыто пыталась вмешиваться в политику.[464]