Лимонов - Эммануэль Каррер

Начиная с 1988 года все, к чему имела доступ лишь интеллектуальная элита – в виде самиздата или зарубежных изданий, тайно ввезенных в страну, – стало достоянием общественности, и русских людей охватила читательская лихорадка. Каждую неделю появлялась новая книга из тех, что были запрещены. Огромные тиражи расходились моментально. Люди с раннего утра занимали очереди в книжные киоски и потом, как безумные – в метро, в автобусе и даже на ходу, – читали то, что им с таким трудом удалось купить. Целую неделю вся Москва читала «Доктора Живаго» и говорила только об этом, на следующей неделе все переключились на «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана, а еще через неделю наступала очередь «1984» Оруэлла или книг английского первопроходца Роберта Конквеста, с шестидесятых годов занимавшегося историей коллективизации и сталинских чисток, за что он был заклеймен как агент ЦРУ той частью западных интеллектуалов, которые боялись потерять расположение левых в своих странах. Группа диссидентов основала при поддержке Сахарова ассоциацию «Мемориал», которая, как и «Яд ва-Шем» в Иерусалиме, намеревалась осуществить мечту, высказанную Ахматовой в ее «Реквиеме» : «Я хотела бы всех поименно назвать». Речь шла о том, чтобы назвать имена репрессированных, которые были не просто убиты, но стерты из памяти общества. Поначалу «Мемориал» не решался употреблять слово «миллионы», но потом этот шаг был сделан, и все стало выглядеть так, словно об этом знали всегда и лишь ждали, когда будет позволено сказать все вслух. Сравнение Гитлера со Сталиным стало общим местом. Одно лишь упоминание о теории 5 %, сформулированной Отцом народов (если хотя бы 5 % арестованных окажутся виновными, это уже хорошо, – говорил он), гарантировало успех в любой дискуссии. То же можно сказать и о знаменитой фразе, сказанной сталинским комиссаром юстиции Крыленко: «Казнить надо не только виновных, казнь невинных производит гораздо большее впечатление». Главный советник Горбачева Александр Яковлев в одном из своих выступлений напомнил, что первым из политиков, употребившим слова «концентрационный лагерь», был Ленин. Яковлев выступал по случаю двухсотлетия Французской революции, то есть меньше чем через два года после революции горбачевской, провозгласившей гласность , и это обстоятельство дает возможность оценить пройденный путь и скорость, с какой он был пройден. Тот же Яковлев в том же году объяснял с телеэкрана, что постановление о реабилитации всех, кто был репрессирован начиная с 1917 года, – это не акт снисхождения или помилования, а способ выразить свое раскаяние: «Речь идет не о том, чтобы простить их, а о том, чтобы они простили нас. Цель этого постановления – реабилитировать нас, тех, кто, промолчав или отвернувшись, превратил себя в соучастника этих преступлений». То, что страной в течение семидесяти лет управляла шайка преступников, стало неоспоримой истиной.