Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Прямо над нашими головами разлетелся клапан контейнера с Дрянью. Дрянь полилась наружу. Мы вместе стояли под водопадом, и как знать, что происходило в тот миг? Дрянь взаимодействовала с нами, проникала внутрь – возможно, у меня отросли рога и Ли больше никогда меня не поцелует. Но это не имело значения. Надо было установить запасную бомбу и не подвести всех остальных – об этом я и заорал по рации, выбежав из-под потока и бросившись к грузовику. Усатый изумленно уставился мне вслед. Может, у злых усачей не бывает друзей, способных на такое, или он думал, что только злые усачи могут окунуться в Дрянь и спокойно продолжить начатое. Как бы то ни было, он отвлекся. Гонзо почти бездумно взмахнул железным бруском. Враг заметил это с секундным опозданием – брусок на несколько дюймов вошел ему в голову. Усатый упал навзничь и даже не содрогнулся – просто умер. Плевать. Нам было не до него.

Я подбежал к дверям грузовика и распахнул их, бросив взгляд через плечо. Гонзо смотрел на меня сквозь забрало шлема. С ним все было нормально. Наверное, от Дряни нас защитили скафандры, или ее нейтрализовал вытекший ФОКС. А может, после работы на «Трубоукладчике-90» у нас выработался иммунитет. Джим Хепсоба и Салли Калпеппер остолбенели. Я заорал – яростно, отчаянно, властно:

– Кретины, через четыре минуты двадцать секунд случится жопа! У меня выросли рога и хвост? Отрежете их потом! Хорош стоять, как на показе бикини, за дело, мать вашу!!!

Я превратился в Ронни, однако до Гонзо, кажется дошло: он в мгновение ока подбежал ко мне и чуть не голыми руками поднял проклятую бомбу. Тут же подлетели Джим и Салли. У нас оставалось три минуты – невероятно, но мы успевали. Раз мы еще живы, значит, время не истекло. Мы были живы, да. На раненых времени не хватило, но Усатый, к счастью, их и не оставил. У Гонзо на одной руке расплавился скафандр, ему наверняка жгло кожу, и все-таки он не мешкал.

– Новая бомба, – вещала Салли, – новая бомба на месте! Немедленно покинуть станцию! Подтвердить сплошным сигналом! – Потому что любая рация может передать сплошной сигнал – для морзянки или проверки линии – и через несколько секунд их поступило сразу несколько. Они слились в единый аккорд: нас услышали, все живы-здоровы.

Мы поставили таймер на девяносто секунд, попрыгали в кабины и выехали наружу, на обжигающий воздух, и наши шины буквально скользили по растаявшему дорожному покрытию. Восемьдесят секунд: мы промчались сквозь ворота и несколько секунд тащили за собой их кусок, а впереди ехали остальные грузовики и оставшиеся мальчики Бона Брискетта. По радиоканалу сыпались возмущенные вопросы: «Какого хрена?! Что за враг? Да объясните кто-нибудь!» – а потом Джим Хепсоба властно приказал: «Заткнитесь и скажите мне, что все готово!» Так и было. Все бомбы благополучно установлены, одна минуты до детонации. Гонзо почти повернул за выступ холма.

Мы укрылись за холмом – двадцать грузовиков и столько же танков с бронетранспортерами, покрытых облезлой краской, с расплавленными покрышками. И стали ждать.

– Три секунды, – сказала Салли Калпеппер.

Я почему-то решил, что это ошибка.

А потом небо над нами побелело, и я зажмурился, но даже сквозь веки увидел тень холма на фоне белых полей и отпечаток руля. Грузовики вздрогнули и задрожали, один крайний танк перевернулся.

Когда мы выглянули из-за холма, Девятой станции больше не было – только черные дымящиеся руины и никакого огня.

Приятное чувство.

Глава X

Возвращение домой; легкое недоразумение по поводу супружеской верности; новый опыт