Все дело в деньгах - Джеймс Хедли Чейз (1960)

У меня не было знакомых, столь богатых или сумасшедших, чтобы одолжить мне такую сумму. Как заработать такие деньги, я тоже не знал. Я решил зайти с другой стороны.

– Честно говоря, это несколько больше, чем я могу себе позволить сейчас, доктор. Но она потрясающая певица. Когда она будет здорова, то принесет огромные деньги. Вы могли бы войти в долю. Двадцать процентов от ее гонораров до полной выплаты пяти тысяч и три тысячи сверху как проценты по вкладам.

Не успел я договорить, как понял, что сделал ошибку. Он потерял всякий интерес ко мне, глаза сделались далекими и равнодушными.

– Должен вас огорчить, мистер Гордон, но мы здесь не занимаемся подобным бизнесом. Мы работаем по предварительной записи, и к нам большая очередь. И оплата только наличными. Три тысячи при поступлении в клинику, две после выписки.

– Но у меня совершенно особый случай…

Его холеные пальцы потянулись к кнопке звонка на столе.

– Сожалею, но таковы условия.

Он нажал кнопку.

– А если я смогу собрать эти деньги, вы гарантируете?

– Вы имеете в виду излечение? Конечно.

Он поднялся, в кабинет тем временем вплыла сестра. Они оба снова печально улыбнулись мне.

– Если ваша клиентка решит обратиться к нам, мистер Гордон, дайте нам знать заранее. Мы очень загружены, и нам будет трудно, если вообще возможно, найти для нее место.

– Спасибо, – ответил я. – Я подумаю.

Он подал мне белую прохладную руку с таким видом, словно оказывал этим огромную честь, и сестра проводила меня из кабинета.

По дороге домой я думал над его словами и поймал себя на том, что в первый раз в жизни остро желаю добыть денег. Но где взять пять тысяч долларов? Если бы можно было каким-то чудом раздобыть эти деньги и вылечить Риму, она засияла бы и затмила всех. И я поднялся бы вместе с ней к самой вершине. Это казалось мне таким очевидным.

Так я шел, глубоко задумавшись, в сторону дома, пока случайно не наткнулся на магазин, торгующий граммофонами и пластинками. Я остановился посмотреть на длинные ряды разноцветных обложек и представил себе, как с обложки одной из них на меня будет смотреть фотография Римы.

В этот момент мое внимание привлекла вывеска в витрине, гласившая: «Запишите свой голос на пленку. Три минуты записи всего $2,5. Отнесите свой голос домой и удивите своих друзей».

И тут меня осенило.

Надо записать голос Римы на пленку, и тогда не надо будет водить ее на прослушивания и опасаться, что с ней случится приступ, как в «Голубой Розе». Я отнес бы пленку в разные места, и, может быть, мне удалось бы кого-нибудь заинтересовать и получить аванс на ее лечение.

Я поспешил к себе в пансион.

Когда я вошел в комнату Римы, она была одета и сидела у окна с сигаретой в руке. Она обернулась и выжидающе посмотрела на меня.

– Доктор Клинзи говорит, что сможет тебя вылечить… – сказал я, присаживаясь на кровать. – Но лечение стоит дорого. Он берет пять тысяч баксов.

Она поморщилась, пожала плечами и отвернулась обратно к окну.

– Нет ничего невозможного. – Я не отступал. – У меня есть идея. Мы запишем твой голос на пленку. Тогда у нас будет надежда, что кто-нибудь выложит деньги, когда услышит, как ты поешь. Собирайся, пошли.

– Ты с ума сошел. Никто не даст таких денег.

– Предоставь это мне. Идем.

По дороге в магазин я заметил:

– Я думаю, тебе надо спеть «Я помню эти дни». Ты знаешь эту песню?

Она сказала, что знает.

– Пой погромче и в быстром темпе.

Продавец, который провел нас в студию звукозаписи, имел надменный и скучающий вид. Он явно считал нас парочкой оборванцев, которым больше делать нечего, как выкидывать на ветер два с половиной доллара и занимать его драгоценное время.

– Сначала нам нужно порепетировать, – я уселся за пианино. – Мы хотим, чтобы у нас получилось громко и в хорошем темпе.

Продавец включил звукозаписывающий аппарат.