С той поры, как я уволился из армии, я больше не мог увлекаться чем-нибудь всерьез или хотя бы чувствовать к чему-то искренний интерес. Но ее голос вызвал у меня настоящий прилив энтузиазма. Я же поговорил о ней с Расти. Предложил, чтобы она пела у него в баре, но он и слышать об этом не хотел. Он согласился, голос у нее есть, но заявил, что ни за что не станет держать у себя певицу. Где женщина – там несчастье, сказал он, и рано или поздно это обязательно приведет к беде. А у него и так хватает хлопот с баром, так что лишние ему ни к чему.

– Я знаю одного парня, – сказал я Риме, – который мог бы тебе помочь. Завтра поговорю с ним. Он владелец ночного клуба на Десятой улице. Правда, место так себе, но для начала сойдет.

– А, спасибо…

У нее был такой равнодушный голос, что я поднял голову и взглянул на нее:

– Ты что, разве не хочешь быть профессиональной певицей?

– Да я на все готова, лишь бы заработать.

– Ну тогда я с ним поговорю.

Я скинул ботинки, дав ей понять, что пора отправляться к себе, но она так и стояла в дверях, уставившись на меня своими большими ярко-голубыми глазами.

– Мне пора на боковую. А с этим парнем я завтра же поговорю.

– Спасибо. – Она не двигалась с места. – Спасибо большое. – Потом, поколебавшись, спросила: – Слушай, мне очень неудобно. Ты не мог бы одолжить мне пять долларов? У меня нет ни цента.

Я снял пиджак и бросил его на спинку стула.

– Я сам на мели, – ответил я. – Уже полгода. Не расстраивайся. В конце концов привыкнешь.

– Я весь день ничего не ела.

Я начал развязывать галстук.

– Прости, не могу. У меня тоже нет денег. Иди спать. Уснешь и забудешь про голод.

Она вдруг прогнула спину и выставила вперед грудь:

– Ну дай мне хотя бы немного. Одолжи мне пять баксов, и я буду спать с тобой сегодня. Потом я отдам. – Ее лицо по-прежнему ничего не выражало.

Я повесил пиджак на вешалку в шкаф, повернувшись к ней спиной:

– Я же тебе ясно сказал: никаких связей я заводить не намерен. Так что иди отсюда.

Она захлопнула дверь, и я показал ей вслед язык. Я запер дверь на ключ, умылся в жестяном тазу на туалетном столике, наклеил новый пластырь и лег спать.

Лежа в темноте, я думал о ней. Впервые за последние пять месяцев я думал о женщине. Почему она раньше не стала певицей, недоумевал я. С таким голосом, с такой внешностью, с таким явным желанием чего-то добиться, что могло ей помешать стать знаменитой певицей?

Я вспомнил ее голос. Может, этот парень, владелец клуба «Голубая Роза», возьмет ее к себе. Одно время Вилли очень хотел, чтобы я играл у него в клубе, чередуясь с двумя другими пианистами, с восьми вечера до трех ночи. Но мне не улыбалось быть одним из трех музыкантов и играть с этими парнями по очереди, и я пошел работать к Расти. И хотя Вилли предлагал мне в два раза больше денег, чем Расти, я все равно не соглашался.

Иногда меня обуревала жажда заработать много денег. Но необходимость прилагать к этому усилия каждый раз охлаждала. Конечно, хотелось иметь более приличное жилье, я мечтал купить подержанную машину, чтобы можно было ездить куда захочется.

Пока я лежал так в темноте с открытыми глазами, мне пришло в голову, что можно заработать немного денег, причем без особых усилий, став агентом этой девицы. Ее голос, если привести его в порядок, сможет принести мне состояние, особенно если пробиться на звукозаписывающие фирмы. Я получал бы свои десять процентов и мог купить себе все, что нужно.

В этот момент у нее за дверью чихнули. Я вспомнил, что накануне она попала под проливной дождь.

Вот будет обидно, если она простудилась и не сможет петь! Когда я засыпал, она все еще чихала.

Утром, когда в начале двенадцатого я вышел из своей комнаты, она поджидала меня у своей двери.

– Привет, – сказал я. – Я вчера ночью слышал, как ты чихала. Ты не простудилась?

– Нет.