Лесная герцогиня - Вилар Симона (1997)

В странном, неестественном полумраке подземелья она еле различала их. Потом услышала сдавленный крик захлебывавшегося водой Седулия. А потом стало тихо. Они исчезли, их не было. Факел, вспыхнув последний раз, угас. Она осталась в темноте, но видела. В мертвенном зеленом сумраке подземелья видела, что ни Видегунда, ни Седулия нет на поверхности. Где-то забулькала вода, но она не могла понять, где. Плавала, пока не заледенела совсем. И тогда ее обуял страх. Она торопливо поплыла назад к карнизу, ей было страшно, она торопилась взобраться на него, но оскальзывалась, цепляясь за мокрые выступы. Ей все же удалось ухватиться за камень, когда сзади раздался плеск.

Она оглянулась. Видегунд, тяжело дыша, держался на воде, глядя в ее сторону. Седулия нигде не было видно. Лицо же убийцы, освещенное откуда-то возникшим неровным светом, бледное, с прилипшими к лицу прядями, было повернуто к ней. И было ужасно. Эмма и вообразить не могла, сколь ужасными могут быть эти идеальные черты.

Он медленно поплыл к ней. Глядел на нее странным, нечеловеческим взглядом. Она ни на миг не сомневалась, что он сейчас убьет ее. Хотела кричать, но не издавала ни звука. Огонь светил все ярче, она видела его блики на воде, и ей казалось, что адово пламя освещает плывущего к ней демона.

А потом что-то случилось. Какое-то движение, блики на воде заметались, отбрасывая отблески на мрак подземелья. И Эмма увидела, как что-то мелькнуло в воздухе, врезалось в лоб Видегунда. Двойной топор-франческа. И, как от толчка, тело безумца откинулось назад и какое-то время еще судорожно дергалось, разбрызгивая воду, а потом медленно и плавно исчезло в ее глубине. Пошли круги, и вода стала успокаиваться, искрясь бликами огня.

– Такой топор пришлось потерять – чертово семя! – услышала она над собой знакомый голос.

Эмма медленно повернулась. Эврар.

Он склонился к ней. Его большой факел трещал и чадил в сыром воздухе подземелья. Мелит протянул к ней руку.

– Ну же, хватайся.

Он вытащил ее, и она припала к его плечу. Дрожала в мокрой одежде. И еще от неожиданной слабости после пережитого. Твердила:

– Эврар… Меченый…

– Ишь. Узнала. Ну, ну, не реви. Холодная, как лягушка. Идем.

Глава 8

Эмма не сразу обратила внимание, как изменился Эврар Меченый. После пережитого ужаса она брела за ним как во сне. Свет солнца ослепил ее. Она словно не сразу смогла видеть хижины на склонах долины, водяную мельницу, серое строение монастыря за бревнами частокола. По тропе, вдоль ручья, к ним спешили люди, окружили. Кто-то набросил ей на плечи теплое покрывало.

Свет, солнце, люди, голоса. Слезы застилали ей глаза.

А потом было чудо. Маленькая Герлок, которую спустила с рук заплаканная Мумма и которая бежала к матери, протягивая ручонки. Эмма схватила дочь. Покрывала бесчисленными поцелуями.

В аббатстве она все еще не могла прийти в себя. Забившись в угол, всхлипывала, зарываясь лицом в рыжие кудряшки дочери, словно ища поддержки в этом крошечном тельце, в маленьких ручках, обнимавших ее.

Она была вся мокрая, и вышитое платьице девочки тоже пропиталось влагой. Но обычно чувствительная к таким неудобствам, Герлок на этот раз не выказывала недовольства. Серьезно глядела на мать, вытирая маленькой ладошкой ее слезы.

– Не плац. Я тебя любу. Где ты была? Я тебя любу, мне без мамы было плохо.

И клала ей на плечо головку.

Эмме пришлось взять себя в руки.

– Мумма, дай мне во что ее переодеть.

Мумма сама ревела как белуга.

– О, госпожа! – Она открыла сундучок, помогла Эмме раздеть девочку. – Ох, госпожа! А ведь и Бруно… Мой Бруно. Спаси и сохрани нас Пречистая Дева от такого! Видегунд – оборотень, надо же! Да смилуются над нами святой Губерт и все святые угодники!

Эмма не интересовалась, откуда ей уже все известно. Наверное, от Эврара.