Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе - Филлис Дороти Джеймс, Т. А. Критчли (1971)

Ни против одного из этих троих серьезных улик не нашлось. Да, они были португальцами и их видели на Рэтклифф-хайуэй вскоре после убийства Марров. И этих двух фактов оказалось достаточно, чтобы подвергнуть их жизни опасности. Толпа заразила магистратов своими предрассудками. Это были отчаявшиеся, растерянные люди, страдавшие от необходимости изображать активность. В нерешительности они боялись отпускать подозреваемых, опасаясь, что улизнет убийца. Казалось, что они считали любые действия, пусть не приносящие результатов и даже вредные, лучше пассивности.

Ирландцам доверия было не больше, чем португальцам. Майкла Хэррингтона, Уильяма Остина и Уильяма Эмери взяли только потому, что первый был одет, как мужчина, который обыскивал карманы миссис Уильямсон. Второй был небольшого роста и хромой. А Эмери арестовали заодно с ними, видимо, потому, что он водился с сомнительной компанией. Он и Хэррингтон заявили, что всю предыдущую неделю провели в Грейвсенде на борту судна «Эстел» Ост-Индской компании, на котором туда и приплыли. А затем снимали комнату у мистера Смита в доме номер 25 по Эйнджел-корт, Сент-Мартин-ле-Гранд. Остин сказал, что он товарищ двух других подозреваемых – плавали вместе – и только в прошлую субботу освободился из тюрьмы «Кингз Бенч», где провел около десяти дней.

Теперь требовалось установить личности задержанных. Но у магистратов не хватало полицейских, видимо, потому, что все силы были брошены прочесывать Ист-Энд – искать то ли высокого, то ли хромого ирландца. И некий джентльмен из публики вызвался навестить Сент-Мартин-ле-Гранд, чтобы проверить алиби подозреваемых. Он, видимо, рассчитывал на славу или даже на солидное вознаграждение, но ему пришлось пожалеть о своей импульсивности. По указанному адресу находился типичный дом с меблированными комнатами, как тысячи других, возникших в Лондоне в восемнадцатом веке. В нем проживало столько семей, сколько было комнат. А одиночки, бедные, неграмотные и сменяющие один другого, платили пенни или чуть больше за привилегию переночевать по пятнадцать, двадцать человек на тюфяках. В таких условиях хозяин вряд ли мог поручиться за своих постояльцев, а те редко знали его имя. Хозяина звали отнюдь не Смит. Был, правда, жилец, откликавшийся на это имя, но тот утверждал, что не знаком ни с Хэррингтоном, ни с Эмери. Полчаса любопытный джентльмен задавал вопросы, но, ничего не добившись, разочарованный, вернулся с докладом в Шэдуэлл. И поскольку ему не удалось представить удовлетворительного алиби ирландцев, их оставили для последующих допросов.

А тем временем арестовали еще одну компанию – на этот раз из семи человек. Их задержали в доме неподалеку от Уильямсонов. У одного из них нашли рубашку с пятнами, напоминавшими кровь, и жилет с похожими пятнами и явным отпечатком ножа. Все влажное, словно после недавней стирки. Тот, у кого в комнате нашли эти вещи, утверждал, что пятна от хмеля остались с тех пор, как он работал в прошлом сезоне сборщиком хмеля в Кенте. Тем не менее всех семерых оставили за решеткой до тех пор, пока одежду не изучит «разбирающийся в химии джентльмен» и не определит, были ли пятна растительного или животного происхождения. Таким образом, с начала расследования была впервые предпринята попытка научного исследования улик. Видимо, вывод «химика» удовлетворил судей, поскольку на следующий день незадачливую семерку выпустили. Так же как Хэррингтона, Остина и Эмери «после подтверждения их рассказа надежными свидетелями». И еще некоего Патрика Нила, которого схватили по подозрению в Детфорде. Перед всеми извинились за то, что задержали, и поздравили с тем, что с них сняты подозрения. Магистраты, наверное, скрепя сердце признали, что слишком легко поддались предрассудкам толпы. У них хватило здравого смысла заявить, что «они с глубоким удовлетворением и одобрением наблюдают за попытками населяющих Вапинг ирландцев способствовать усилиям полиции в поисках ускользнувших от правосудия кровожадных негодяев, чтобы те понесли примерное наказание».