Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

Помимо всех этих практических вопросов мы говорим, конечно, и о нашем бедственном положении. Кто нам поможет? Что будет со всеми нами? Когда это все закончится? Джон, всегда бывший маменькиным сыночком, не принимает участия в общем разговоре. Внезапно он встает и садится матери на колени. Солдат, еще недавно с оружием в руках защищавший королеву и отечество, сидит на коленях у своей мамочки! И она ласково гладит его по плечам. Никто ничего не говорит. В комнате тихо, почти окаменев, мы сидим вокруг стола. Внешний мир где-то далеко, почти исчез. И тут вдруг из часов с громким кукованием выскакивает кукушка. Будто в кино после закончившегося стопкадра, все разом приходит в движение. Мы прощаемся друг с другом, потому что завтра рано утром каждый пойдет уже своей дорогой.

В ту ночь мы ночуем на чердаке семейства де Батс на дополнительно выданных нам матрасах, среди яблок и краснокочанной капусты, которые хранятся здесь — в самом сухом месте дома…

На следующее утро мы с матерью переезжаем в Наарден. Поселяемся в тамошнем пригороде и живем тихо-тихо. А Джона отец и дядя Элизабет тем же утром переправляют в тайное укрытие.

Несколькими неделями позже моя подружка Фран расскажет мне, что в утро после нашего бегства к нам в Ден-Босе нагрянула полиция и перерыла весь дом, разыскивая нас. Саму Фран трижды таскали в полицейское управление. Хотели узнать, куда мы подевались. Фран запугивали и даже два дня продержали в тюрьме. Но ничего от нее не добились. Да и не смогли бы добиться, потому что я не рассказывала ей, где мы собираемся жить.

Где теперь прячется Джон, я тоже не знаю. Благодарить за это следует Элизабет, пнувшую под столом Джона. Задним числом могу сказать, что это было сделано правильно: Джона активно разыскивали — а так никто не мог проболтаться. К Элизабет повадился какой-то эсэсовец, регулярно интересовавшийся Джоном. Она стояла на том, что у них с ним нет никаких отношений.

— Я уже сто лет не общаюсь с этим еврейским парнем. Что я, сумасшедшая, что ли! — возмущенно говорила она немцу.

Выпытывать у нее адрес Джона было бессмысленно. А между тем Элизабет частенько на велосипеде тайно отправлялась в Пейл, где они встречались в укромном местечке. Трудности лишь укрепляли их союз и закаляли чувства. Джон был в безопасности, а когда у него закончились деньги, ему разрешили остаться на ферме при условии, что будет помогать по хозяйству. Но он и так вовсю всем помогал. Джон не из тех, кому нравится целый день бездельничать. Хозяева фермы были хорошими людьми, да и такой трудолюбивый работник, конечно, пришелся им ко двору. Ну а поскольку Джон все-таки не был работником в полном смысле этого слова, то его так и звали — “Ян-на-подхвате”. Джона все это устраивало — до тех пор, пока он был в безопасности.

Неподалеку от фермы, у дороги стояла высоченная мельница. Ее хорошо было видно на многие километры вокруг. Когда в округе появлялись немцы или голландские национал-социалисты, мельник ставил крылья мельницы в заранее оговоренное положение, и все скрывавшиеся от преследования евреи бежали в ближайший лес. Когда же опасности не было, мельник ставил крылья мельницы в исходное положение, и люди возвращались к работе.

Убежище в Наардене