Танцующая в Аушвице - Паул Гласер (2010)

Впрочем, полицейский ведет себя вежливо и производит хорошее впечатление. Он дает мне понять, что ему крайне неприятно то, что он вынужден делать. Мне не нужны его утешения, но когда я поднимаюсь наверх в наши комнаты и застаю там мать, всю в слезах и со скудной поклажей, упакованной в дамский чемоданчик, силы меня оставляют. Я молю полицейского взять все, что у нас есть, и заклинаю его всем святым отпустить нас с матерью на все четыре стороны.

— Это слишком опасно, — вздыхает он, — поймите, я делаю это не по собственной воле! Нам позвонили из амстердамской Sicherheitspolizei[44]. Там очень хорошо осведомлены обо всем, что касается вас. Я думаю, вас наверняка кто-то выдал.

Каждой из нас он разрешает взять по чемоданчику с вещами. Я умудряюсь незаметно передать господину Колье шкатулку с девятью тысячами гульденов и кое-какими украшениями. Всю нашу с мамой одежду мы тоже оставляем у них.

Я снова вспоминаю сагу о Лоэнгрине. Как только откроется имя, придет беда. Мечтательной школьницей я часто размышляла над этой фразой, глядя на играющий солнечными бликами Рейн. Почему? Быть может, то было смутное предчувствие. И вот теперь, когда мое настоящее имя открыто, для нас начинается ад.

На такси полицейский доставляет нас в участок в Наардене. Другие полицейские в участке тоже очень приветливы и угощают нас чаем. Они клянут нынешнюю ситуацию и сожалеют о собственном бессилии. В тот же вечер, где-то в половине восьмого, в участок звонит Кейс и, к нашему удивлению, очень скоро появляется перед нами.

— Кейс, — спрашивает мама, — не знаешь, как так получилось, что мы оказались здесь?

— Без понятия, тетушка, — разводит руками он. — Как только я узнал, что вас забрали в полицию, я тут же поспешил сюда. Надеюсь, что вас скоро отпустят. Вчера я был в Хейно. Эсэсовцы забрали оттуда вашего мужа и перевели его в Вестерборк. Выяснив это, я направился в Вестерборк, но сумел доехать поездом только до Хогхалена. Остаток пути я проделал на такси. Сами понимаете, обошлось мне это недешево. После долгих поисков я отыскал наконец лагерь Вестерборк, но проникнуть туда не смог. Я попытался что-то разузнать о вашем муже, но вроде бы в тот же вечер его увезли куда-то еще. Я понимаю, что для вас с Розой это большое горе. Мне хочется вам чем-то помочь…

Все еще ошеломленные арестом, мы не знаем, как реагировать на сообщение Кейса. Я благодарю его за поддержку, и он уезжает. Вскоре после него в участке появляется мефрау Колье. Хотя теперь она знает, что мы обманули ее, назвавшись вымышленными именами, она по-прежнему к нам добра, и мы договариваемся по возможности держать связь.

Сперва на допрос вызывают маму, а следом за ней — меня. Когда я спрашиваю детектива, как они сумели нас найти, он говорит то, чему мне не хочется верить. Он предполагает, что донести на нас мог только один человек, и этот человек — Кейс.

— Без его доноса в Sicherheitsdienst мы никогда бы не вышли на ваш след, — признается он мне.

На следующее утро нас переводят в амстердамскую тюрьму, а оттуда через неделю перевозят в Вестерборк. Там нас причисляют к так называемой категории S (Strafe)[45], поскольку мы добровольно не откликнулись на призыв отправиться в лагерь. Поэтому, как мне стало известно, нас прямиком этапируют в Польшу. А там, по слухам, идет физическая зачистка, иными словами, нас всех убьют. Надеюсь, что я, как всегда, выкручусь, а вот для мамы это означает катастрофу.

Так или иначе нам надо любым способом задержаться здесь, в Вестерборке. Я должна привлечь к себе внимание, сделаться полезной, вскружить кому-нибудь голову, что-то организовать и украсить… Нас бросили сюда без суда и следствия, нас лишили всех прав. То, что рассказывают евреи, бежавшие из Германии в Нидерланды еще до войны, не оставляет надежды. Помочь нам никто не сможет. И не захочет.