На пороге чудес - Энн Пэтчетт (2011)

— Может, я позвоню мистеру Фоксу? — предложила она.

Мысль не очень удачная, но ничего другого ей не пришло в голову.

Карен снова положила трубку и высморкалась. Она пыталась взять себя в руки, сбросить с плеч огромный груз горя.

— Нет, не звони, — ответила она. — У меня так иногда бывает. Ничего не поделаешь.

— Я хотела сказать тебе другое.

— Догадываюсь.

— Тут все ужасно, Карен. Просто ужасно.

— Знаю, — ответила она.

В ту ночь, которая стала первой ночью болезни, ей снилось, что они с отцом плывут в маленькой лодке по реке и что лодка опрокинулась.

Отец утонул, она осталась одна в реке.

Лодка уплыла прочь.

Марина забыла, что отец не умел плавать.

— Ну, у меня есть для вас приятная новость. Она вам понравится, — сообщила ей по телефону Барбара.

Марина не общалась с Бовендерами несколько дней, с того самого визита к ним домой. Все это время она не только не выходила из отеля, но и очень редко вставала с постели. Она не знала точную причину своего недомогания — то ли это результат действия профилактических средств от болезней, вызванных насекомыми, то ли она все-таки подхватила одну из этих болезней, несмотря на профилактику. Еще она не исключала, что все ее симптомы — ломота в теле и характерная сыпь на коже — носили психосоматический характер.

Она с готовностью погрузилась в болезнь, чтобы скорее ее одолеть.

Но потом задумалась: не действовал ли точно так же и Андерс?

«У меня лихорадка, которая начинается в семь утра и продолжается два часа. В четыре пополудни она набрасывается на меня опять, и я превращаюсь в тлеющую кучку пепла. Почти каждый день меня мучают головные боли, и я боюсь, что какая-то крошечная амазонская нечисть прогрызает дырку в коре моего головного мозга».

Марина прочла то письмо лишь один раз и все же запомнила его наизусть.

— Что же мне понравится? — удивилась она: в голову никак не приходило ничего, что могло ей понравиться в Манаусе.

— Мы идем в оперу! Энник резервирует ложу, а завтра открывается сезон. У нас есть ее билеты!

— Она резервирует ложу в опере?

У Марины даже не было сил для негодования, но поистине: есть ли этому предел?!

— Кажется, несколько лет назад был такой дождливый сезон, что ей пришлось надолго вернуться в город. По ее словам, опера тогда ее спасла.

— Ну, не думаю, что она спасет меня. Я болею и не выхожу в город.

— Вы едите что-нибудь? — спросила Барбара.

Вопрос был логичным. Здешний рынок кишел продуктами, способными убить всякого, у кого не окажется в кишечнике нескольких поколений нужных бактерий.

— У меня просто температура, — сказала Марина.

— Высокая или низкая?

— У меня нет термометра, — ей надоело разговаривать и хотелось положить трубку.

— Ладно, — объявила Барбара. — Я буду у вас через час и покажу вам несколько платьев.

— Я не хочу сейчас ни с кем общаться, и мне не нужны платья. Я признательна вам, но поверьте, я сама врач. Я знаю, что делаю.

— Нет, не знаете, — весело возразила Барбара.

Томо, консьерж отеля, с его чувством долга, которое превосходило все, на что была способна сама Марина, продолжал звонить в аэропорт по поводу ее багажа. Чемодан обнаружили в Испании, но потом опять потеряли. Еще Томо посылали в ее номер, когда кто-то из постояльцев звонил и жаловался на крики. Теперь же он заботился о Марине, потому что она заболела. Он приносил ей бутылки с сиропом сахарного тростника, газировку и жесткие сухие крекеры.

Надо признать, Марина, оказавшаяся на мели, без багажа, вызывала симпатию всего отеля, но все признавали за Томо право заботиться о ней.

И когда в ее дверь постучали — в какое время, она не могла сказать (сон был для нее наркозом, она периодически выныривала из него, а потом погружалась снова), — Марина подумала, что это Томо.