Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес (2011)

– О нет, ты ведь и рта не раскроешь, чего бы я ни приказал с тобой проделать. Положим, измочалят тебя, и что? За всю ту отвагу, которую показали мои люди, выкрадывая тебя у часовых из-под носа, они получат лишь изуродованный труп. Твои соратники примутся воздавать тебе почести за геройскую смерть, глядишь, там и алтарь возведут с твоим именем, чтобы ему поклонялись новые тысячи латинян, черпали из него спесь и свежие силы. Да что алтарь! В твою честь и новый форт могут назвать…

Он ухмыльнулся.

– И самое интересное, я даже не думал об этом, когда отдавал команду притащить какого-нибудь латинянина на забаву. Хотелось лишь послушать чьи-то вопли, вдохнуть страх в сердца твоих дружков, уготовить тебе бесславный конец. В общем, так: думаю, настало время попробовать нечто новенькое. Ты – мужчина гордый, и любое признание слабости для тебя хуже смерти. И вот я спросил себя, а как ты отнесешься к перспективе быть опозоренным в глазах своих товарищей, а? Опозоренным настолько, что их блевать потянет при одной только мысли, в кого ты превратился?

У Кира прищурились глаза, и Друст тепло ему улыбнулся, завидев, как вдруг ожило лицо римлянина, заиграло чувствами, которые ему так хотелось вызвать в пленнике.

– Понимаешь, в каждом войске найдутся те, кто не может вынести отсутствие женщин, кто ради плотских удовольствий готов обратить свой взор на товарищей. Конечно, это не про тебя. Ты, должно быть, вообще сочиняешь про них шуточки, придумываешь глумливые прозвища, хотя и сам знаешь, что эти вещи происходят куда чаще, нежели ты готов признать в разговоре с кем-нибудь из гражданских. И вот мне интересно, а что возьмутся думать твои соратники, что они сделают, если вдруг привязать тебя к стене форта, и пусть мои люди по очереди тебя пялят на глазах твоей же когорты? У меня в дружине тысячи воинов. Уверен, что среди них найдутся желающие позабавиться с римским офицером, после чего я разрешу взяться за ножи. Наверняка с десяток-другой захотят лишить тебя мужского достоинства, раздерут его на такие мелкие ошметки, что собирать их придется, ползая на карачках. И я гарантирую, что никто и никогда не возводит алтари тем, кто окончил свою жизнь в плену с развороченным задом.

Глаза Кира пылали, лицо перекосило омерзение.

– Что, латинянин, нечем крыть? А ведь еще можно вырвать зубки и отдать в работу с обоих концов. Вот это будет картина! Твои товарищи оценят. Годами будут друг дружке пересказывать, мол, имейте в виду, ежели угодишь к вениконам в лапы, они тебя вмиг в два дупла оприходуют. А, нравится?

Кир выхаркал кровяной сгусток в грязь у ног, не сводя взгляда с воеводы.

– Скажи, веникон, ты свое слово держишь?

Друст вздернул бровь на хриплые слова, сбитый с толку неожиданной реакцией.

– Держу ли я слово? Да тебе что за прок, коли все равно подыхать?

Кир негромко процедил сквозь зубовный скрежет, заставив варварского вожака податься ближе:

– В том-то и дело, царь вениконов, что у меня есть сведения, за которые я хочу лишь быструю и почетную смерть. Я знаю, где есть нечто важное. То, что ты недавно потерял. То, что еще можно вернуть, если знать, где искать. Если, конечно, тебе на это достанет отваги. А то, я смотрю, ты так и собираешься драпать на север…

У Друста расширились глаза, он пригнулся и зашептал римлянину на ухо:

– Говори прямо, что это? А вздумаешь в прятки играть, я научу тебя визжать перед смертью.

Кир оскалился сквозь боль, радуясь, что зацепил внимание вениконского воеводы.