Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

К обеду «доигрались»: сначала Фаддей Чума, разгорячившись, или обозлившись — у него не поймешь, так саданул одного из погостных ратников тупым концом копья, что вышиб того из седла. Только унялась ругань и крики, поначалу грозившие перейти в мордобой, и учение началось заново, как дядька Лавр навернулся вместе с конем, споткнувшимся о колышек, и чуть не пропорол себе другим колышком ногу. Отроки выслушав о себе массу нелицеприятных высказываний, не в отместку, конечно, а совершенно случайно, попали, на следующем заходе, учебным болтом в глаз коню ратника Никона из десятка Фомы — того самого, которого тетка Алена однажды прогнала поленом вдоль по улице. Тут уж все окончательно осатанели, и Корнею, волей-неволей, пришлось объявлять перерыв, чтобы избежать вооруженного столкновения между своими.

В Ратном тоже не обошлось без неприятностей. К Мишке, с жалобой на побои, заявился Прошка, прикомандированный «военным советником» к женскому контингенту. Нет, чтобы заниматься девками, к которым был приставлен, понесла его нелегкая к взрослым лучницам! В «благодарность» за добрые советы, Прошка сначала был, не столько больно, сколько обидно, щелкнут старостихой Беляной древком лука по носу, а потом выкинут с «огневых позиций» могучей дланью тетки Алены.

Всю эту душераздирающую историю кинолог Младшей стражи поведал Мишке, как всегда, длинно, запутанно, с многочисленными повторами и отступлениями от основной линии повествования, теребя пальцами покрасневший и слегка припухший нос. Мишка слушал и только диву давался: как такого зануду терпят языкастые ратнинские девки? Слава Богу, разбираться в этом конфликте Мишке самому не пришлось — выручил Матвей, маявшийся без дела за отсутствием раненых. Со словами: «Пошли, болячка трепливая!», он ухватил Прошку за рукав и повлек куда-то за угол.

Результатом всех этих мучений стало то, что принесенную гонцом из дозора весть: «Идут!» — все восприняли чуть ли не с ликованием. Второй гонец, прискакавший уже на закате, ситуацию уточнил: идет передовой дозор из семи всадников и ищет не Ратное, а место для ночлега. Окончательно все прояснилось уже ночью — ляхов не больше сотни (точнее из-за темноты определить не удалось) и конных, среди них, едва-едва треть. Языка взять не удалось, очень уж бдительно ляхи охраняли место ночлега. Последнее обстоятельство наставник Стерв прокомментировал экспрессивно, неприлично и заковыристо — он, следовало понимать, языка взял бы обязательно, несмотря ни на какую бдительность.

* * *

Война началась на следующий день, с утра. Несколько всадников выскочили из-за поворота дороги, коротко глянули на Ратное и сгинули обратно за выступ леса. Ничего такого особенного они не увидели — все ратнинское воинство, еще затемно укрылось на своих позициях, а на виду остались только дозорный на вышке, да два десятка отроков на заборолах посверкивали шлемами на утреннем солнышке, возвышаясь над тыном и изображая малочисленный, но готовый к обороне гарнизон. Как и полагалось по сценарию, с колокольни ударил набат, извещая не столько ратнинцев об опасности, сколько ляхов, о том, что их ждали и опасались.

Не заставив себя особенно ждать, ляхи вывалили из-за поворота всем отрядом — пешие, почему-то впереди конных. Долго, впрочем, удивляться такому построению не пришлось — передними оказались лучники. Перед их остановившимся строем пробежало двое с факелами в руках и на Ратное обрушилось сразу несколько десятков стрел с огнем. Спустя короткое время, еще один залп зажигательных стрел, потом еще один. Задумка была понятна — отвлечь селян тушением пожаров и прорваться внутрь тына.