Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

Дорофей сразу не нашелся, что ответить, и Мишка пришел ему на помощь, негромко подсказав:

— Утром воевода придет и спросит…

Реакция Дорофея была мгновенной:

— А вы подумайте, честные мужи! Утром воевода Корней придет, узнает, что мы укрываем вора, пролившего кровь его человека, и что тогда будет? Сколько мы еще из-за этого поганца дерьмо хлебать должны?

Снова, вместо ответа, неразборчивый говор, и снова Мишка негромко подсказал Дорофею:

— Спроси: кто против выдачи?

— Ну, кто против того, чтобы Клеща головой выдать? — снова заорал Дорофей. — Подай-ка голос!

— Да все против! — тут же отозвался кто-то из заднего ряда. — Где это видано, чтобы…

Защитную речь прервал звук оплеухи и комментарий:

— Поговори у меня еще за всех, угребище!

— Нету против! — объявил Дорофей. — Все согласны!

Снова неразборчивый говор, но сквозь него прорвались отдельные голоса:

— А и правильно!

— Ну! Сколько еще терпеть эту паскуду?

— Верно! Вот, к примеру, в прошлом году…

Продолжения дискуссии Мишка ждать не стал:

— Урядник Степан!

— Здесь, господин сотник!

— В кнуты его! — Мишка указал на Семку Клеща. — Не жалеть!

Может быть на Княжьем погосте и слышали о том, как ратнинцы умеют управляться с кнутами, может быть даже знали о вплетенных в кончики кнутов железных жалах, но в деле, скорее всего, этого оружия не видали. Когда от корчащегося на земле и по-свинячьи визжащего Семки-Клеща, в погостных ратников полетели, вперемешку с кровавыми брызгами, обломки кольчужных колец, мужики дружно перекосились рожами и попятились.

Долго Клещу мучиться не довелось — пять жал, попеременно бьющих в него со скоростью пистолетной пули, быстро сделали свое дело. Визг перешел в хрип, тело несколько раз дернулось и замерло, не реагируя на удары.

Слово «хватит» произнес, почему-то, не Степан, а его подчиненный — младший урядник второго десятка Федор. Сам же Степан, глядя на Мишку совершенно дурными глазами, невпопад пробормотал заплетающимся языком:

— Рад стараться, господин сотник.

«Не адекватен. Впрочем, и не удивительно — он еще там, в складе, истерил, а теперь-то… надо его чем-нибудь с градусами напоить и пусть спать отправляется. Попортила мне Настена ребят, из добрых побуждений, но попортила…».

Мишка сидел в горнице боярской усадьбы — в той самой, в которой в апреле боярин Федор принимал Корнея с внуком по пути из Турова. Сидел за столом, на месте хозяина и, пользуясь тем, что его никто не видит, разминал левую руку.

«Ох и отзовутся вам, сэр, эти травмы годков через тридцать, намаетесь… если доживете».

Горница была изрядно загажена незваными гостями, а стол являл собой немое свидетельство долгой, обильной, но плохо организованной пьянки. Три девки, которых отроки обнаружили в доме — запуганные, избитые и не по разу изнасилованные ляхами — явно не относились к числу боярской прислуги и нормально обеспечить смену блюд, напитков и приличный вид стола не могли, а может и не до того было. Требовать с них чего-то еще было бы сущим садизмом, поэтому порядок в горнице пришлось, на скорую руку, наводить отрокам. Антон, с лицом в запекшейся крови и распухшими губами, сунулся было помогать, но Мишка пожалел его и отпустил отдыхать.

Для услуг были оставлены два брата-близнеца из десятка Якова, Елисей и Елизар, кудрявые, золотоволосые юнцы, прямо-таки неприлично-ангельской внешности, которую не портили даже признаки периода полового созревания — на задуманный Мишкой спектакль должна была работать любая мелочь, даже внешность отроков.

Мишка, в очередной раз, нетерпеливо глянул на дверь — гонец к деду был уже отправлен, и времени для проведения «мероприятия» оставалось мало. Словно отзываясь на его нетерпение, дверь отворилась и в горницу просунулся то ли Елисей, то ли Елизар (различать их умели, наверно, только родители).

— Господин сотник, привели!