Богам божье, людям людское - Красницкий Евгений Сергеевич (2010)

— Погоди-ка, Михайла, не торопись! Алексей с Ильей все, что надо, Корнею сами покажут и расскажут, а мне с тобой потолковать надо.

— Так может, присядем где-нибудь в сторонке? — покладисто предложил Мишка. — Чего посреди двора торчать?

— Да погоди ты присаживаться, едрен дрищ! — в тоне Аристарха прорвалось раздражение — Может быть, как раз ехать придется! Ну-ка, скажи-ка мне: как ты перед волхвой за трех покойников оправдываться собираешься?

— Никак не собираюсь! Воинское преступление в воинском поселении — мы в своем праве, а боярыню Гредиславу я уже давно упреждал: десятки собраны неверно, рано или поздно беда случится. Не вняла, значит теперь мы любые средства применять можем.

— Боярыня Гредислава… — Аристарх покривился, словно ему это имя чем-то сильно не нравилось. — А что, десятки и вправду неправильно собраны? Это ты сам решил или кто-то из старших подсказал?

— И сам решил, и наставники согласны. Алексей, Филимон, Глеб…

— Ладно, ладно… — староста жестом остановил перечисление и задал новый, совершенно неожиданный вопрос: — Почему волхва упорствует, как считаешь?

— Ну, тут только гадать можно…

— Так погадай! — тон Аристарха становился все более требовательным. — Давно бы уже задуматься пора: с чего бы это волхва опытным, воинам в воинских же делах, перечит?

— Я думаю, что раз каждый десяток в одном каком-то селище набран, то Нинея надеется их здесь выучить, а потом в каждом селище, выученных здесь воинов, наставниками сделать. Сразу десять обученных воинов с десятником… они же и сотню обучить смогут. Конечно, сотня получится не ратнинской чета, но все равно…

— М-да… — Аристарх был явно не согласен с Мишкиной версией, но спорить не стал, а заговорил, на первый взгляд, совершенно о другом: — Ты, вот, все время ждешь, когда я тебя Перуновой премудрости обучать стану. Что ж… вот тебе первый урок. Когда все дружно куда-то в одно место глядят, надо не туда же, куда и все, пялиться, а внимательно посмотреть на самих глядящих. Очень много полезного и интересного узреть можно.

«Угу, как в старом анекдоте: «Секс — сто долларов, наблюдение за чужим сексом — триста долларов, наблюдение за наблюдающим — тысяча». И причем здесь Перун?».

— Понимаю, что во время казни тебе не до того было, чтобы Нинеиных работников разглядывать, а я вот поглядел…… — Аристарх сделал паузу, словно ожидая от Мишки какого-то комментария и, не дождавшись, снова повторил недовольно-многозначительное: — М-да… едрен дрищ…

«Да что ж ему надо-то? Похоже, вы, сэр, в чем-то крепко обмишурились, и именно в ипостаси Окормли! Когда? В чем?».

— А скажи-ка мне, как ты мыслишь: — продолжил ратнинский староста — можно ли найти в Погорынье семь десятков отроков и более сотни работников, да так, чтобы они между собой не только знакомы не были, но даже и в каком-нибудь дальнем родстве не состояли?

«А ведь точно! Позвольте вам заметить, сэр, вы болван, и работать вам только кассиром в платном сортире! Нинеины работники на казнь, как на зрелище глазели — как будто Борис для всех совершенно чужим был, не только не родственник, но даже и не земляк!».

— Каюсь, батюшка Туробой, проморгал. Надо будет у Кузьмы спросить: привозили ли работники отрокам гостинцы от родителей, передавали ли…

— Не надо, — перебил Аристарх — я уже спрашивал. Не было ничего, как на чужих смотрели. Ребятишки, было, сунулись, видать лица знакомые увидали, но их тут же урядники окоротили, а где урядники оплошали, там Красава управилась. Мне Тит рассказал — как змея шипела, и отроки от нее, как от змеи шарахались. Вот так-то…

— Ничего не понимаю…

— Ой ли? Сам, ведь, то же самое творишь! — лицо Аристарха вдруг приняло такое выражение, что было совершенно непонятно: то ли он осуждает Мишкины действия, то ли одобряет. — Кто дело к тому ведет, чтобы отрокам прежнее житье скучным и серым показалось, чтобы будущее они себе мыслили только в твоей сотне? Не ты ли?