Ассегай - Уилбур Смит (2009)

Забравшись в буш, буйволы разбрелись в поисках корма, и следы стали путаться, петляя и пересекаясь. Шли медленно, осторожно, останавливаясь через каждые пять шагов, осматриваясь, проверяя, что впереди. Углубившись в буш не больше чем на сотню ярдов, они услышали неподалеку хруст ломающихся веток, а потом негромкое сопение. Маниоро поднял руку — все замерли. Тишина продолжалась с минуту, которая растянулась для них в добрых пять, потом снова послышался хруст. Что-то большое шло через кусты — прямо к ним. Леон тронул графа за руку, и тот бесшумно сбросил с плеча и взял на изготовку ружье.

Внезапно плотная буро-зеленая стена раздвинулась. Первыми показались массивная голова и плечи. Бык был старый, помеченный шрамами и изрядно потрепанный жизнью. Один рог у него обломался, и от него остался только зазубренный огрызок, второй почти стерся — животное постоянно точило свое единственное орудие о стволы деревьев и термитники. Шея высохла, сморщилась и местами облысела. Левый глаз, пораженный офтальмией, побелел и походил на стекляшку. Людей животное заметило не сразу. Некоторое время бык стоял, тупо пережевывая клок травы. Из уголков рта по торчащим стебелькам сползала слюна. Потом мотнул головой, отгоняя маленьких черных мух, роившихся у больного глаза и пивших стекавший по щеке желтоватый гной.

«Ах ты, бедолага, — подумал Леон. — Пулю в голову — вот чего ты заслужил».

— Стреляйте.

Он снова тронул графа за руку и замер в ожидании выстрела. То, что произошло следом, стало для Леона полной неожиданностью. Вместе того чтобы стрелять, Отто фон Мирбах вдруг крикнул:

— Ну же, давай! Покажи нам, на что способен.

В следующий момент он выстрелил, но не в голову, а над головой. Буйвол вздрогнул, посмотрел на них своим единственным видящим глазом, шумно фыркнул и, развернувшись, исчез в буше. Сбежал. Скрылся в той же чаще, из которой и вышел. За мгновение до того, как он пропал из виду, граф выстрелил из второго ствола.

Леон видел, как слетела пыль с горба старого буйвола чуть левее угадывавшегося под морщинистой серой шкурой спинного позвонка.

— Вы нарочно его ранили! — возмущенно воскликнул он, еще не до конца сознавая, что такое могло случиться.

— Jawohl! Конечно. Вы сами сказали, что опасны только раненые, а мы ведь пришли сюда размяться по-настоящему. Один уже ранен, и я намерен пощекотать и двух других!

Прежде чем Леон оправился от шока, немец издал воинственный крик и ринулся в буш за раненым быком. Обоих масаи случившееся поразило не меньше. Некоторое время они ошарашенно смотрели вслед графу.

— Да он спятил! — не то с ужасом, не то с восхищением воскликнул Лойкот.

— Да уж, — мрачно подтвердил Леон. — Спятил. Слушайте.

Чаща ожила: стучали копыта, хлестали ветки, трещали сучья. Потом сердитое сопение… тревожное мычание… резкие звуки выстрелов… хруст костей… Леон понял: граф стреляет по всем трем буйволам не для того, чтобы убить, а чтобы только ранить. Он обернулся к масаи:

— Вы здесь ничего больше сделать не можете. Кичва Музуру разбил пивной горшок на сто кусков. Возвращайтесь к машине и присмотрите за мемсагиб.

— М'бого, это большая глупость. Мы должны пойти вперед все вместе. В одиночку ходить нельзя.

В чаше грянул еще один выстрел, за которым последовал долгий предсмертный рев. Хорошо, что хоть одним меньше, подумал Леон. Но еще два быка оставались. Времени на разговоры не было.

— Ладно, идемте! — бросил он.

Все трое побежали и почти сразу увидели Отто фон Мирбаха, стоящего на краю небольшой полянки. У его ног лежал убитый буйвол. Задние ноги животного еще дергались в посмертных конвульсиях. Бык, должно быть, бросился на охотника, когда тот только-только вышел на поляну. Граф свалил его одной пулей в голову.

— Вы ошибались, Кортни, они совсем не опасны, — холодно заметил он, перезаряжая ружье.

— Скольких еще вы ранили? — рявкнул Леон.