Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Вот именно. Они ужасно боятся, что к власти придут католики. И протестантское меньшинство больше не будет контролировать страну, – сказала Мод. – Половина английских аристократов живет на ренту со своих ирландских владений. Эти деньги идут на содержание Больших домов с кучей слуг, получающих гроши, и на теннисные турниры, балы, охоту и весь тот иллюзорный мир, в котором мы выросли. Мир, прогнивший до самой своей сердцевины.

– Так что теперь вы сами видите, почему вы должны нам помочь, – подвела итог Мод. – Нужно показать британцам, что мы, националисты, способны постоять за себя. Это единственный способ остановить Уилсона.

– И спасти мир от войны, – добавила я, не в силах сдержать смех.

И все же я согласилась встретиться с Констанцией в кафе.

«Они обе чокнутые», – думала я, идя по улице Благовещенья. Выдумывают чепуху. Но я все равно выполнила инструкцию Констанции: свернула в кафе «Ла Мирабель», села за столик у входа и принялась ждать.

Графиня Маркевич, выглядевшая очень состоятельной и очень русской в своей длинной собольей шубе и меховой шапке, величественно прошла мимо кафе, даже не взглянув в мою сторону. Через пару минут за ней проследовал какой-то мужчина. Может быть, человек просто вышел купить сигарет, успокаивала я себя. Но для француза он, пожалуй, был высоковат. К тому же у него были широкие плечи, и одет он был в серое пальто, которое ему было не слишком впору. Неужели офицер? Регбист?

Я отодвинулась от окна. Официант внимательно следил за мной, и это настораживало. Может, он тоже агент? Поставлен сюда следить за тем, кто входит в дом Мод? Но тут официант просто спросил, буду ли я что-нибудь заказывать.

– Нет, – ответила я и встала.

Он лишь пожал плечами. Настоящий парижский официант.

Я направляюсь на квартиру к мадам Симон. До этого я была там всего несколько раз. Французы, объясняла она мне, предпочитают встречаться в кафе, кондитерских или ресторанах. Наверно, именно поэтому здесь столько подобных заведений. Жила она на острове Сен-Луи, прямо посреди Сены, откуда куда бы то ни было – к Собору Нотр-Дам, на Правый берег, на Левый – можно было добраться только по какому-то мосту. Здание из серого камня с высокими вытянутыми окнами. «Это для живописности», – говорила мне она. Большой и отчасти хаотичный дом, в котором она прожила всю свою жизнь. Ее родители умерли уже давно. Мебель в доме осталась еще от них. Кресла были такими удобными и уютными, что в них хотелось опуститься прямо сейчас.

Впустив меня, мадам провела меня на кухню, где сварила кофе, пока я пыталась как-то упорядочить воспоминания о произошедшем сегодня. Начала я с рассказа про франко-ирландских аристократок, которые заинтересовали ее. Ей понравилась та часть истории Констанции Маркевич, которая была связана с ее графским титулом, и ее немного удивило, что Мод выдавала дочь за свою кузину и что их брак с Макбрайдом распался так впечатляюще театрально.

– Думаю, она выходила за него ради респектабельности, – сказала она.

– Но ведь он революционер. И практически беженец, – возразила я.

– Ну и что? Он – муж, и теперь она замужняя женщина с сыном.

Мы перешли в главную комнату, которой она, видимо, пользовалась, а не держала исключительно для гостей, как было с нашей гостиной в Бриджпорте. В очаге горел огонь. Мы сели. Я расставила чашки на столике между креслами, которые были такими же удобными, какими казались.

– Замужняя женщина, – сказала я, – которая живет отдельно, и живет в страхе…

Я рассказала ей, как была напугана Изольда приходом Коко Шанель и ее компании, потому что решила, что это Макбрайд.

Однако мадам Симон из всего этого услышала только одно слово: Шанель.

– Коко? Так она тоже была там?

– И с целой свитой сопровождающих, – ответила я и стала описывать ей остальных женщин.