Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин (1997)

В свои пятьдесят восемь я слышу, как люди, которым исполняется тридцать, жалуются на то, что стареют. Меньше выносливости, они говорят, чаще мучает метеоризм. Воспаление локтевого сустава и новые очки. В сорок они борются против своего тела. Пищевые добавки, бег трусцой, отжимания. В пятьдесят они чувствуют, что потерпели поражение. Для той части нашей личности, которая отождествляет себя с гибким телом и хорошей памятью, старение – это утрата. В своём сопротивлении переменам мы упускаем из виду один из важнейших моментов, подготавливающих нас к смерти, и один из великих уроков в непостоянстве.

Старение учит нас направлять свою жизненную силу внутрь. Это наглядное подтверждение того, что сознание постепенно притягивается к центру, подобно тому, как это происходит во время смерти, позволяя отдалённым от центра точкам (включая внешние органы чувств) самим позаботиться о себе. Возможно, поэтому столь многие люди преклонного возраста говорят, что в душе чувствуют себя юнцами.

Постепенное увядание тела захватывает воображение. Это медленная медитация на кладбище. Это наше отражение в окне похоронного зала. Оно напоминает нам, сколь короткой может быть жизнь и сколь прекрасной она может стать.

Телу требуется примерно семь лет, чтобы обновились все его клетки. По мере нашего старения изначальные «заводские запчасти» становится всё сложнее достать. Мы соглашаемся на использованные и восстановленные детали. Некоторым даже заменяют их части, на уже бывшие в пользовании. Мы пробегаем всё меньше километров на литр бензина, и в конце концов после нескольких попыток протащить себя дальше нам приходится оставить безжизненное тело на обочине. Отсюда следует пройти оставшийся путь в одиночку, руководствуясь лишь собственным сердцем.

39

Декабрь

Перевернув последнюю страницу календаря, мы с Ондреа взглянули друг другу в глаза и попрощались, и наши сердца откликались благодарностью на все уроки – приятные и неприятные, – которые предложила нам жизнь. Хотя годовой эксперимент – всего лишь искусная иллюзия, сон, способный пробудить нас ото сна, мы заметили, что испытываем определённую печаль при мысли о том, что наши жизни близятся к предполагаемому концу.

Ещё до того, как открыть глаза второго числа этого месяца, я почувствовал этот трепет. Страх принялся за оценку ущерба. Он составлял перечень того, что умерло, список потерь. Я огляделся в комнате и понял, что всё, на что падал взгляд и что когда-то приносило мне удовольствие, теперь превращается в источник боли. От того, что, возможно, придётся покинуть мою хорошо устроенную жизнь, воздух сгущался и тяжелел. Наши собаки, нетерпеливые по утрам, обнюхивали нас, а новое солнце светило над горами, покрытыми шапкой снегов; при этом невозможно было не замечать, что жизнь может быть чрезвычайно радостной и что придётся полностью её оставить. Богатства, которые приятно получать, но больно возвращать. Предвкушение горя.

Стало ясно, что пришло время для последних приготовлений. Поэтому я начал несколько больше экспериментировать с практикой пхова, которой мы занимались на протяжении всего года. Пхова – это искусство и наука переноса сознания в тибетском буддизме, способная высвобождать жизненную силу из тела. Это намеренный и форсированный подъём нашего духа (ощущаемого как вибрирующее облако энергетических ощущений, становящееся тем явственнее, чем продолжительнее процесс и наше сосредоточение) от живота через сердце и длинный горловой проход, затем выше, через лоб и макушку головы, где энергия проецируется в образ света, представляемый над головой. Говорят, что некоторые тибетские монахи, применявшие эту мощную практику, успевали покинуть свои тела до того, как расстрельная команда китайских захватчиков успела нажать на курки.