Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин (1997)

Возможно, «текучий мир» оказался для него таким угрожающим именно из-за его боязни отпускать. Он сказал, что боится этого мира, который захватывает его, что он не может отдаться собственной смерти, поскольку ещё чувствует, что ему нужно «поддерживать в себе ощущения», удерживать контроль, умирать так, как это «принято» (Возможно, именно здесь можно заметить тень, которую порождает даже такой великий свет, как «сознательное умирание», создавая в уме модели, способные затемнить индивидуальную интуицию и затормозить духовные побуждения неприятными сравнениями.).

Текучий мир – это просто обыденный мир, увиденный из более широкой перспективы простора бытия. Это опыт чего-то потустороннего, «не от мира сего», чему не препятствует тяжесть, порождаемая жёсткими ограничениями рациональной мысли. В этом мире атомы разделены световыми годами, галактики присутствуют в каждой клетке, гравитация пребывает в неопределённости, как на картинах Шагала, благодаря чему каждая вещь может найти своё место. Это текучий мир чувств до того, как посредством истолкования и «понимания» они обретают почву. Но, как выразился один пациент, «наш мир, сколь бы аккуратным и безопасным мы ни стремились его сделать, состоит отнюдь не из „расставленных в ряд кеглей“ (duckpins); он, скорее, состоит из попыток увернуться (ducks)».

Даже когда ему напомнили о многочисленных известных историях людей, которым пришлось отказаться от старых моделей, чтобы прийти к целостности, он всё ещё не мог отпустить страх, связанный с возможностью оказаться недостойным собственной идеи Бога. Подобно многим, он ощущал, что ему надо стать лучше, чем он есть, чтобы вступить в сердце божественного.

Я поделился с ним мыслью, что его переживание текучести мира – плодотворная возможность, подобная той, которую имеют люди, пребывающие в коме; это переживание действует на нас, как промежуточный этаж, лишний лестничный пролёт – вы ещё не перешли на следующий этаж, но обретаете совершенно новый взгляд на предыдущий. Когда я рассказывал ему о достоинствах «текучего мира», этой возможности развить своё умение входить во что-то менее плотное, чем собственное страдание, о том, что это всё тот же знакомый нам мир, лишь чуть легче и не столь плотный, а потому проходить сквозь него не так сложно, он задумчиво вздохнул и расслабил живот. В беседе о том, что проблемы, связанные для него с текучим миром, весьма напоминают переживания людей в горячечных галлюцинациях, я пересказал ему историю нашей дочери, у которой много лет назад была подобная галлюцинация, в которой ей казалось, будто она «парит по дому». Я рассказал и о том, что когда ей напомнили «оглянуться вокруг, пока находишься там», пересчитать черепицу на крыше, отдаться происходящему и свободно плыть сквозь облака, её переживания радикальным образом поменялись: она стала весьма спокойной, и то и дело посмеивалась. Он заплакал и ещё больше смягчился. Этот человек умер даже спокойнее, чем зачастую жил, отпуская, пожалуй, больше в силу измождённости мышц, чем благодаря доверию. Постепенно текучий мир втянул его в процесс столь благотворный и давно позабытый, что, могу себе представить, какое облегчение он испытал, ощутив его диковинную благодать.

36

Хороший день, чтобы умереть

У американских индейцев есть такая пословица: «Сегодня – хороший день для смерти, ведь всё, что мне нужно, у меня есть». Она выражает возможности жизни, обретшей целостность и осмысленность. Жизни, из которой не исключается даже смерть. Здесь я говорю о полновесной смерти, сменяющей полновесную жизнь. Это жизнь, удерживаемая и проживаемая в настоящем, управляющая дыханием и ведающая силу мысли, творящей мир, переживая себя в своей полноте и пустоте.