Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник) - Генри Райдер Хаггард (1885, 1887,1906)

Он жаловался на отсутствие кафе и театров и стонал о своей Анете. Но мне кажется, что секрет его отвращения к стране и тоски заключался в том, что народ ужасно смеялся над его поведением в битве, происходившей полтора года назад, когда он спрятался под знаменем Зорайи, чтобы избежать сражения.

Мальчишки бегали за ним по улицам, насмехались над ним и оскорбляли его гордость, делая его жизнь невыносимой. Поэтому Альфонс решил перенести все ужасы и опасности длинного путешествия, даже готов был рискнуть встретить французскую полицию, чем оставаться в этой «скучной стране».

Бедняга! Нас огорчила разлука с ним, но я искренне желаю ему благополучного прибытия на родину. Если он доберется и довезет драгоценную рукопись, которую мы ему вручили вместе с солидным слитком золота, он станет богатым человеком и сможет жениться на Анете — если она жива и удостоит его согласием!

Теперь пользуюсь случаем, чтобы сказать несколько слов о моем друге Аллане Квотермейне.

Он умер на рассвете следующего дня, дописав последние строки. Нилепта, Гуд и я находились около него — это была трогательная и прекрасная сцена. За час до наступления утра мы заметили, что он умирает, и были безутешны. Капитан Гуд залился слезами, вызвав последнюю шутку из уст умирающего друга, потому что он мог шутить даже в последние минуты своей жизни. Капитан Гуд плакал, и монокль его постоянно выпадал.

— Наконец-то, — пробормотал Квотермейн, пытаясь улыбнуться, — я увидел Гуда без монокля в глазу!

Он замолчал до утра и при первых лучах рассвета попросил поднять его, чтобы видеть восход солнца в последний раз.

— Через несколько минут, — сказал он, — я должен буду пройти через его золотые ворота!

Десять минут спустя он приподнялся и посмотрел на нас.

— Я отправляюсь в долгое путешествие, более страшное, чем то, которое мы совершили. Вспоминайте иногда обо мне! — прошептал Квотермейн. — Пусть Бог благословит вас! Я буду ожидать вас там!

Вздохнув, он упал на подушки и умер. Так ушел от нас навсегда прекраснейший человек! Честный, верный, обладавший большим запасом юмора и поэтическими наклонностями. Он был неоценим как человек дела и гражданин. Я не знал никого, кто был бы так же компетентен в суждениях о людях и их поступках.

— Всю мою жизнь я изучал человеческую натуру, — говорил часто Квотермейн, — и думаю, что знаю ее!

Действительно, он знал людей. И все же у него было два недостатка: его чрезмерная скромность и склонность к ревности в отношении людей, на которых он сосредоточивал свою привязанность.

Читатели, вероятно, помнят, что он часто говорил о себе как о боязливом, робком человеке; в сущности же он обладал неустрашимой душой и никогда не терял головы. В сражении с войском Зорайи он получил серьезную рану, от которой и умер, но эта рана не была случайностью, как можно было подумать по его словам. Он был ранен, спасая жизнь капитана Гуда, рискуя своей жизнью для другого человека. Гуд лежал на земле, и один из воинов Насты готов был убить его, но Квотермейн бросился защищать товарища и получил сильный удар в бок, хотя убил неприятеля.

Что касается его ревности, я могу легко оправдаться. В своих записках он несколько раз упоминает о том, что Нилепта совершенно завладела мной, и оба мы стали относиться к нему холоднее. Нилепта и теперь имеет недостатки, как всякая другая женщина, она бывает временами слишком требовательна, но в общем наше мнимое охлаждение к нему — плод его фантазии.

Он жаловался, что я не хотел прийти повидать его, когда он был болен, но доктора решительно запретили мне это. Когда я прочитал эти слова в его записках, они больно укололи меня, потому что я глубоко любил Квотермейна, уважал его, как отца, и никогда не допустил бы мысли, чтобы мой брак с Нилептой мог отодвинуть на задний план мою привязанность к старому другу. Теперь все это прошло, и маленькие слабости делают еще дороже для меня незабвенный образ усопшего друга!