Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (1993)

— Бог свидетель, сердце мое полно материнской любви. Но если дочь де Невера вернулась ко мне запятнанной хотя бы капелькой грязи, если она хоть на минуту забыла гордость своего рода, я закрою лицо и скажу: «Невер весь умер!»

«Дьявол меня побери! — подумал Шаверни. — Уже несколько минут назад я готов был бы поклясться, что так оно и будет!»

Но в этот миг подобного мнения придерживался он один. Суровость принцессы Гонзаго казалось неестественной и даже ненормальной. Пока она говорила, справа раздался негромкий звук, словно за портьерой тихонько открылась дверь. Но принцесса не обратила на это внимания.

Гонзаго молитвенно сложив руки, произнес таким тоном,, словно сомнения принцессы были сродни святотатству:

— Сударыня! Сударыня! Неужели это говорит ваше сердце? Мадемуазель де Невер, ваша дочь чиста как ангел.

На глаза несчастной доньи Крус навернулись слезы. Кардинал наклонился к Авроре де Келюс.

— Если у вас нет ясных и внятных доводов для сомнений… — начал он.

— Доводов! — прервала его принцесса. — Мое сердце молчит, глаза сухи, руки не раскрываются в объятии — разве это не доводы?

— Милостивая государыня, если иных доводов, кроме этих, у вас нету, то, честно признаюсь, я не смогу бороться с единодушным, как мне кажется, мнением совета.

Аврора де Келюс обвела угрюмым взором собравшихся.

— Как видите, я не ошибся, — зашептал на ухо герцогу де Мортемару кардинал, — она все-таки немножко сумасшедшая.

— Господа! — воскликнула принцесса. — Неужели вы уже осудили меня?

— Успокойтесь, ваша светлость, — отвечал президент де Ламуаньон. — Все, кто находится в этой зале, вас почитают и любят, и прежде всего светлейший принц, давший вам свое имя.

Принцесса поникла головой. Президент де Ламуаньон продолжал с некоторой суровостью в голосе:

— Действуйте, как вам подсказывает совесть, и ничего не бойтесь. Этот совет созван не для того, чтобы карать. Ошибка — не преступление, а всего лишь беда. Если вы ошибетесь, ваши родственники и друзья проявят к вам сочувствие.

— Да, я очень часто ошибалась, — промолвила принцесса, не поднимая головы. — Но если в этой зале нет никого, кто взялся бы меня защитить, я буду сама защищать себя. У моей дочери должно быть доказательство законности ее рождения.

— Какое доказательство? — осведомился президент де Ламуаньон.

— Доказательство, подписанное самим господином де Гонзаго, страница, вырванная из приходской книги келюсской церкви. Вырванная моею собственной рукой, господа! — подняв голову, добавила она.

«Вот это-то я и хотел узнать, — подумал Гонзаго.

— Сударыня, у вашей дочери будет это доказательство, — громко произнес он.

— А, так, значит, его у нее нет? — воскликнула Аврора де Келюс.

После этого восклицания по залу прошел ропот.

— Уведите меня отсюда! Уведите меня! — заливаясь слезами, всхлипывала донья Крус.

Но что-то, видно, пробудилось в сердце принцессы, когда она услышала отчаянный голос бедной девушки.

— Господи! — воскликнула она, воздев руки к небу. — Господи, просвети меня! Господи, ведь нету страшнее несчастья и ужаснее преступления, чем оттолкнуть свое дитя! Господи, я взываю к тебе из бездны своей, ответь же мне!

Внезапно все увидели, как она вздрогнула и лицо ее просветлело.

Она взывала к Богу. И на ее воззвание ответил таинственный голос, которого не слышал никто и который, как показалось ей, исходил с неба. Этот голос произнес за портьерой два слова — девиз Невера:

— Я здесь!

Принцесса, чтобы не упасть, схватилась за руку кардинала. Обернуться она не осмелилась.

Но может, этот голос действительно прозвучал с неба? Гонзаго не понравилась эта внезапная перемена в настроении принцессы. Он решил нанести последний удар.