Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Тьери сейчас сообразил, что не рассказал Янну об этой встрече с Мутом. Может быть, поэтому Тьери был сильнее приятеля потрясен, когда они обнаружили дуайена на полу в кабинете. Или просто он чувствительнее? Тут же он выругал себя за плохие мысли о лучшем друге. Янн настоящий ученый и заслуживает стипендии Дюма не меньше другого. Но разве эта стипендия или диплом теолога будут чем-нибудь полезны будущему банкиру?

– И в котором часу это было? – спросил Полик.

– Сейчас вспомню, – ответил Маршив, запустив пальцы в густую шевелюру. – После обеда, потому что мы с Янном ходили в закусочную через улицу за «крок-мсье»[19] и я волновался, что опоздаю или профессор Мут еще не вернется с обеда, когда я туда приду… так что выходит между двумя и тремя часами дня. Это важно?

Верлак кивнул. Еще несколько минут поговорили о деталях взлома, совпадавших почти слово в слово с рассказом Янна Фалькерьо, только Маршив почти каждую фразу начинал с «ну». Как звали американских девиц, Маршив тоже не помнил, но запомнил лица.

Он встал, готовясь уйти, и Верлак сказал:

– Я надеюсь, Тьери, ваше желание работать в университете осуществится.

Маршив нервно улыбнулся:

– Спасибо, господин судья. Если я ни во что больше не влипну.

– Не взламывайте запертые двери, и все будет хорошо.

– Да, господин судья.

Когда за Маршивом закрылась дверь, Полик обернулся к Верлаку и сказал:

– Вы сегодня полны сочувствия, господин судья.

Полик думал, что Верлак излишне добр: все-таки допрашивали подозреваемых в убийстве, а не беседовали с кандидатами на работу. Но он сам не верил, что Тьери или Янн могли на кого-нибудь напасть, а пока что в свою бытность комиссаром он ни разу не ошибался. Однако всегда бывает первый раз, а здесь – преступление по страсти.

Верлак вежливо улыбнулся в ответ, но думал о чем-то другом.

– Терпеть не могу видеть загубленную молодость.

Это было бы так обидно…

– Да, было бы…

Верлак не слушал:

– У него такой невинный вид, правда? Совершенно неиспорченный.

Полик не знал, что на это ответить, но от необходимости отвечать его избавила Казаль, которая открыла дверь и объявила:

– Клод Оссар, господа!

Маршив, Фалькерьо и Гарриг Дрюон выглядели молодо, а вот Клод Оссар казался более старшим и измотанным. Уже появились залысины, под светло-серыми глазами легли темные круги. Верлак подумал, что это либо от тревог, либо от слишком долгих занятий в библиотеке. Оссар был худой, среднего роста. Одет в просторный свитер из полиэстера и мешковатые джинсы, так что не видно было, дало ли результат время, проводимое в тренажерном зале.

Оссар сел, не улыбаясь и не хмурясь. Его лицо вообще ничего не выражало, как заметил Верлак.

– Вас не было на приеме у профессора Мута, – начал он. – Почему? Вы же были приглашены?

– Да, меня приглашали, но зачем идти туда, где никто с тобой не будет разговаривать? – ответил Оссар с вопросительной интонацией.

– Так обычно и бывает с вами в университете? – спросил Верлак.

– Да.

Полик посмотрел на Верлака, потом на Оссара.

– Но ведь вы разговариваете с профессором Родье, вашим научным руководителем?

– Эти разговоры ограничены темой наших общих работ – святой Бернар и цистерианцы.

– Когда вы узнали о споре доктора Родье с дуайеном?

Клод Оссар замешкался на долю секунды:

– На следующий день доктор Родье мне позвонил. Рассказал об их размолвке и решении дуайена отменить свою отставку.

– Это при том, что ваши разговоры ограничены святым Бернаром, – заметил Полик.

Оссар улыбнулся, несмотря на серьезный тон комиссара.

– Все же не всегда, наверное. Доктор Родье недавно развелся, и мне кажется, ему просто хочется с кем-нибудь поговорить. Похоже, он еще испытывает чувство вины.

– Вины? – переспросил Верлак.