Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Тьери Маршив уже двадцать минут выступал с презентацией, с каждой минутой набираясь уверенности. Хотя он беспокоился, что использование в докладе по теологии видеоматериалов может быть сочтено товарищами жульничеством, но его пригласили рассказать о вкладе клюнийского ордена в историю искусства, а это без слайдов сделать вряд ли было бы возможно. И еще очень помогало то, что Янн сидит в первом ряду, иногда скалит зубы и показывает большой палец. Янн сиял, глядя направо и налево, когда Тьери описывал строительное безумие клюнийского ордена в одиннадцатом-двенадцатом веках как «бум ради конца всех бумов» и подкреплял эту декларацию быстрой сменой слайдов, показывающих лишь малую долю восьмидесяти соборов и сотен церквей, больших и малых, построенных орденом. Эта тема была Тьери хорошо известна – он был влюблен в церковное искусство, а клюнийцы дали Европе много его величайших сокровищ. Особенно его радовали найденные слайды, где показано было, как разумно использовались в Средние века римские кирпичи – длинные, тонкие и красные – для фасадов церквей, а в одну включили даже римские колонны, погруженные теперь в ее толстые внешние стены, построенные в Средневековье.

– Благодаря отличной речной сети Бургундии – задолго еще до строительства каналов, – легко было доставлять материалы из соседних стран, – говорил Тьери, щелчком вызывая карту тогдашней Бургундии. Про каналы он добавил неожиданно для себя, и ему это очень понравилось. – Замечательное расположение способствовало приезду ремесленников и художников, – продолжил он. – Артели каменщиков, стеклодувов и художников ехали работать сюда из Италии.

Он перешел к своей лучшей серии слайдов – барабан в Отене.

– Такие частые и хорошо оплаченные поручения от Клюни привели к тому, что строители стали подписывать свои работы. Это было впервые – если не считать серебряного бюста четвертого века до новой эры с надписью: «Сделано Новием Платием в Риме». Резной барабан собора в Отене, как мы видим, подписан: «Gislibertus». Уже одной этой подписи хватило бы нам, чтобы изучать и восхвалять клюнийский орден еще много грядущих веков. Он поощрял свободный обмен мыслями со всеми соседними странами – что было утрачено во время Французской революции и восстановлено лишь в двадцатом веке. Спасибо за внимание.

Гарриг Дрюон быстро встала, опрокинув соседний стул, и включила свет. Прозвучали вежливые аплодисменты.

Гарриг не успела подготовить собственный доклад и потому согласилась на этом симпозиуме помочь Анни Леонетти по техническим вопросам. Ей надо было еще пару недель повозиться перед отправкой работы в Перуджу в надежде опубликоваться там в ежеквартальнике и – возможно – получить приглашение на грядущий у них в феврале симпозиум. Эта мысль ее пугала.

Тьери собрал с кафедры свои записки. Леонетти подошла и взяла микрофон – вряд ли нужный в такой маленькой аудитории, где собралось человек двадцать, – и объявила, что перед обсуждением будет перерыв на кофе.

– Классно было, – сказал Янн, похлопывая Тьери по спине.

– Правда хорошо? Тебе понравилось?

– Классно, – повторил Янн. Понизив голос, он добавил: – Клод и Гарриг даже докладов не представили. Мы правильно сделали, что подали свои.

Тьери снял шерстяной свитер – он вспотел, пока докладывал. Потом сказал Янну:

– Твой рассказ о вкладе клюнийцев в виноделие был фантастически хорош.

Янн улыбнулся.

– Правда так думаешь? И это рассуждение насчет того, что монахи дали Франции само понятие терруара – не было чересчур?

Тьери замотал головой.

– Нет-нет! Я понятия не имел, что вино, сделанное из винограда с одного участка, может отличаться от вина, сделанного из урожая соседнего. Так это монахи нас такому научили? Отлично.

Доктор Леонетти и эта красивая профессорша-юрист сидели и кивали.

– Марин Бонне?

– Да, она. Пошли поедим чего-нибудь, с голоду умираю.