Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

– Очевидно. Что объясняет, почему он поставил вазу на комод: она не была ему дорога. Но зачем вообще было выставлять ее, если это очевидная фальшивка? – спросил Верлак, с трудом отвлекаясь от вида за окном.

Полик отпил кофе.

– Потому что, думал он, это хорошая подделка? Может, он занимался ненастоящими Галле… продавал их ничего не подозревающим иностранным покупателям?

– Это мысль. А лучшую подделку держал у себя в спальне, где ее видел только он.

– И это может быть мотивом убийства.

– Взбешенный покупатель? – спросил Верлак.

– Я бы скорее подумал насчет партнеров или сообщников в этом бизнесе с фальшивым стеклом. Обманывал их? Или хотел соскочить и угрожал их сдать?

Верлак кивнул.

– Это объясняет поездки в Италию, о которых говорил нам мэтр Фабр. И все указывает на Роккиа. Этот человек очень любит стекло.

Они молча смотрели, как по мере приближения к Лиону все более пологими становятся холмы Бургундии и Божоле, как исчезают виноградники, сменяясь полями сои и пшеницы.

Глава 28. La pata negra[34]

Без малого в восемь вечера Верлак вышел в Эксе на площадь Трех вязов. Несмотря на холодный ноябрьский вечер, уже были заняты несколько столиков на мощеной террасе, названной в честь трех вязов, растущих по углам площади. Поль и Эмилия, владельцы «Л’Эписери», где подавали еду и вино, выставили переносные нагреватели, и на каждом стуле лежало небольшое шерстяное одеяло. Хотя Поль предлагал хороший выбор и красных и белых вин, холод вечера просил красного, которое и заказывали сегодня почти все гости. Летом Поль и Эмилия клали бутылки белого и розового в фонтан на площади, чтобы охладить их. Однажды Верлак видел карту Экса, датированную тринадцатым веком. Там на месте фонтана и хорошо одетых горожан, пьющих вино, стояли две виселицы.

Верлак влетел в заведение и заказал целиком pata negra – ветчинный окорок – и к нему ящик шампанского и красного вина. Он позвонил Арно, чтобы тот заехал за вином, которое Поль сложил на тележку, а сам Верлак взял окорок, завернутый в чайные полотенца, под мышку. Поль открыл перед ним дверь и сказал:

– Зайдите по дороге в «Монопри» и купите пару кочанов латука для зеленого салата. Больше ничего к pata negra не нужно.

Свиная нога оказалась тяжелее, чем Верлак предполагал – она, пожалуй, тянула килограммов на восемь, и когда он дошел до бульвара Мирабо, руки уже ныли.

– Ну и ну! – раздался голос позади. – Вы со своим копытным другом?

Он обернулся и увидел Анни Леонетти. Взявшись за копыто, которое торчало из полотенец, она с ним поздоровалась, присмотрелась и спросила:

– Это pata negra?

– Да, – ответил Верлак, смутившись, что тащит свиную ногу.

– Не говорите моим родным, но это лучшая в мире ветчина. Даже лучше, чем у нас на Корсике. – Анни Леонетти перекрестилась, неуважительно высказавшись о родном острове. – Представьте себе черную свинью, которая питалась только травами и кореньями, а перед забоем ее кормили исключительно желудями.

Женщина улыбнулась при мысли об этом, но Верлак вспомнил, что последние слова, сказанные ею, тоже были о смерти.

– А потом ее четыре года коптили, – добавил он, не в силах удержаться.

Анни Леонетти вскинула руки, изображая восторг.

– Ah, oui![35] Но я вижу, вы торопитесь. Я могу вам чем-нибудь помочь? Вы направляетесь в «Монопри» вместе с вашим другом?

Верлак невольно засмеялся.

– Вы не могли бы туда спуститься и купить три кочана salade frisée?[36]

– С удовольствием!