Убийство на улице Дюма - Лонгворт Мэри Лу

Все громогласно выразили одобрение этой идеи, и Верлак пошел к стойке, отделявшей кухню от столовой, где Жюльен тонко резал окорок, кладя каждый второй кусок на большое овальное блюдо, а каждый первый – себе в рот.

– Жюльен, передохни, дай я, – сказала Вирджини, единственная в клубе женщина, подмигивая Верлаку и Жан-Марку.

Она взяла у Жюльена нож – он не успел даже возразить – и начала резать ветчину быстро и умело. Жакоб, египетский еврей, мотающийся по работе между Эксом и Лондоном, взял у Вирджини тарелку и сказал:

– Раз я не могу это есть, то хотя бы могу раздать. А ты режь на другую тарелку.

– Есть лососина, Жакоб, – сказал Верлак.

– Я знаю. Мне Арно ее показал, когда я сообщил ему, что не могу есть эту прекрасную pata negra.

– Ты умеешь работать, Арно, – похвалил Жакоб, обращаясь к юноше. – Я всегда нанимаю молодых людей, которые проявляют тягу к работе.

Арно стоял рядом с Фабрисом, обнявшим его за плечи.

– Я тоже! – отозвался Фабрис, привлекая к себе Арно еще ближе. – У меня три дочери, каждая работала после школы и в летние каникулы у меня в магазинах и не жаловалась.

У Фабриса была сеть магазинов сантехники, появившаяся в Марселе и распространившаяся теперь до Ментоны, до итальянской границы. Арно улыбнулся и кивнул, не зная, что сказать.

– А сейчас Арно попробует широкого «Черчилля» от «Ромео и Джульетты», – объявил собравшимся Фабрис. – Это из любимых сигар Че, – пояснил он юноше, снова его приобнимая.

При упоминании своего героя мальчик просиял:

– Я готов.

– Вот этим резаком обрезаешь кончик, – пояснил Фабрис.

Арно взял сигару и резак у президента клуба. Руки у него слегка дрожали.

– Фабрис, обрежь ему, – сказал Жакоб.

– Фабрису очень жаль, что у него нет сына, – шепнул Жан-Марк Верлаку. Верлак улыбнулся и кивнул.

Сигара тут же была обрезана, зажжена и оказалась во рту Арно.

– Не затягивайся! – крикнул Верлак.

Арно кашлял, глаза у него слезились.

– Я не совсем понял…

Он поднес сигару ко рту, попытался снова, тут же закашлялся, как можно скорее выдыхая дым.

Фабрис посмотрел на пол, опечаленный, что его новый ученик, видимо, очень не скоро научится курить сигары.

– Молодец, Арно! – сказал Жозе, и все члены клуба, кроме Фабриса, разразились приветственным кличем.

Верлак повернулся к Жан-Марку – хотел ему что-то сказать, – но тот уже отошел. Верлак обнаружил его на кухне, где тот мыл салат-латук.

– Из тебя хорошая жена выйдет, – пошутил Верлак. Жан-Марк улыбнулся:

– Я всю неделю был посредником в разводах, так что не надо сейчас о браке. Мне этот институт уже не кажется привлекательным. – Он положил салат в сушилку и повернул ручку, глядя на работу прибора. – Как там Марин? Я не видел ее несколько дней.

– Я ей позвоню сегодня. У нас в последний раз была ссора: я без всякой причины обидел Сильви. Но сильно сомневаюсь насчет брака в нашем будущем, так что не переживай.

Жан-Марк слил воду из сушилки и посмотрел на Верлака:

– Марин всегда умела правильно принимать извинения.

– Ты прав. Я был раздражен из-за расследуемого дела, наверное, поэтому сорвался на Сильви.

Он решил, что надо перед десертом уйти к себе в комнату и позвонить Марин.

– Как съездили в Париж? – спросил Жан-Марк.

– Поговорили с адвокатом, у которого хранится завещание Жоржа Мута, и выяснили, что у него была куча денег – по крайней мере, на одном счету в Париже. И красавица-куратор в Малом дворце нас просветила насчет признаков подделки ваз Галле. Она подтвердила, что одна из ваз, бывших у дуайена в квартире, – копия, и он, вероятно, это знал.

– Ах, Антуан, Антуан! Вечно ты подмечаешь красавиц.