Дорогами тьмы - Филиппа Грегори (2012)

– Изольда, всем известно, что эти люди приносят христиан в жертву своим богам, – заклокотал Фрейзе. – И похищают христианских младенцев. Правда-правда. Они ничем не похожи на венецианских иудеев, на того менялу, живущего среди христиан по христианским законам. Они живут здесь по собственным правилам и молятся собственным богам. Они ненавидят нас, а мы платим им той же монетой.

– Пустив вас сюда, мы навлекли на себя беду, – проговорил раввин. – Нам полагается жить здесь и избегать христиан, кроме случаев, когда христиане желают взять нас в услужение или просят у нас взаймы. Издана дюжина указов, предписывающих, когда нам можно, а когда нельзя общаться с вами. Одним своим присутствием в нашей деревне вы попираете все указы, мы же попрали их, когда распахнули перед вами ворота. Но если вас тут обнаружат, то наказаны будем мы, лишь мы одни.

Фрейзе схватился за голову.

– Так что же нам делать? Что?

– Допустим, нам удастся выпроводить танцоров, и они уйдут, – размышлял раввин, кивая на запертые ворота. – Когда они уйдут, вы покинете нашу деревню, даже если не получится снять башмачки с ног юной леди, найдете ваших друзей и дождетесь от них помощи.

– Но если мы не в силах бросить танцевать, не отправимся ли мы снова вслед за танцорами? – спросила Изольда.

– Все может быть. Это мне неизвестно.

Изольда сжала руку Фрейзе в страстной мольбе.

– Я должна снять эти башмачки во что бы то ни стало. Я больше не выдержу. Они снова вынудят меня танцевать, и я снова примкну к танцорам, я знаю, примкну. Надо избавиться от них.

Там, на дороге, за воротами, барабанщик дрогнул во сне, и тамбурин тихонечко звякнул. Изольда застонала.

– В вашей деревне есть сапожник? – обратилась она к раввину. – Он ведь может распороть верх башмачков, разрезать их на части и снять их с меня?

– Вначале пусть он на них посмотрит, – предложил раввин. – Но мы не сделаем ничего, что может поранить вас.

– А ну отвечайте, приносите вы христиан в жертву или нет? – вскипел Фрейзе, обезумевший от страха за Изольду. – Правда, что хлеб на вашу иудейскую Пасху вы готовите на христианской крови?

Раввин резко обернулся. Лицо его сморщилось от отвращения и боли. Не удостоив Фрейзе взглядом, он обратился к Изольде:

– Вы слышали тамбурин? Неужели этот еле слышный звук, это легкое позвякивание бубенцов пробудило в вас желание танцевать.

Изольда стыдливо опустила голову.

– Но молю вас, не отдавайте меня танцорам. Мне так много еще надо успеть сделать. Встретиться с друзьями. Вернуться на родину и отвоевать у брата свои владения. Таково желание моего отца, чтобы я, урожденная леди из Лукретили, владычествовала над людьми в наших краях. Я должна вернуться в отчий дом. Я не могу умереть здесь, на дороге, только потому, что по глупости поддалась мимолетному искушению и, не удержавшись от соблазна, примерила пару башмачков.

Раввин кивнул одному из дозорных, и тот побежал по главной улице. Только сейчас, провожая его глазами, Изольда обратила внимание на покосившиеся деревенские домишки, привалившиеся друг к другу, словно старые верные товарищи; такие странные, такие необычные. Одно здание особенно выделялось среди остальных: похожее на постоялый двор, оно глухими, причудливо разрисованными стенами выходило на улицу. Окон у здания не было, зато двери стояли открытыми, приглашая войти всех желающих.