Танго в стране карнавала - Кармен Майкл (2007)

Единственной помехой для субъективизации реальности было то, что она конфликтовала с субъективными реальностями других людей — весьма серьезная загвоздка в обществе таких отъявленных индивидуалистов. Все это хорошо для одиночки — словно идешь по пустынной дороге, но в Санта-Терезе сталкивалось столько интересов и пересекалось столько этих самых реальностей, что возникало ощущение, как на оживленном перекрестке северного Рио: сигналят автобусы, въехавшие не в свой ряд, автомобили в пробках так и норовят столкнуться, а тут еще мешают рельсы поездов да мотоциклисты проскакивают в образовавшиеся просветы.

Моя мама звонила мне все чаще, внося раздражающие элементы ее собственной реальности. Каким-то образом она установила тайную телефонную связь с Густаво, и теперь, входя в дом, я нередко натыкалась на Густаво, шепчущего украдкой в трубку: «Нет. Да. Нет. Да. Не могу сейчас говорить. Она здесь».

Больше всего ее раздражало, что я осталась без гроша.

— Все зависит от того, что называешь «без гроша», — отвечала я, пытаясь включить творческое начало Уинстона Черчилля в трактовке реальности.

— Твой банк шлет тебе напоминания.

— Это действительно напоминания или просто письма, которые похожи на напоминания?

— Они так выглядят и таковыми являются.

— Тогда, значит, у меня все плохо.

— Ты ведь там находишься нелегально? — меняла мама тему.

— Все в этом мире нелегально, — беззаботно парировала я.

— Да что ты там вообще делаешь?

Я успокаивала ее, объясняя, что учу португальский, мать всех нужных и полезных языков на планете. Интуиция правильно подсказывала мне, что, умоляя о небольшом займе в тысячу долларов, не совсем уместно рассказывать про самбу, субъективацию реальности или знакомить маму с новыми революционными теориями, касающимися верности и преданности.

Насчет изучения языка я, разумеется, врала. Мой португальский был ужасен и до такой степени укоренен в сленге Лапы, что вряд ли его удалось бы использовать в реальном мире, ну разве что для работы в качестве переводчика при задержании преступника, пытавшегося протащить кокаин в аэропорт Кингсфорд Смит. Я понимала, что оказалась в западне, но не представляла, что в такой ситуации можно сделать. Теперь, окончательно отдавшись желанию плыть по течению и стать беспечной гедонисткой, я просто не имела права позволить таким мелочам, как отсутствие денег, помешать осуществлению моего истинного призвания.

Прогуливаясь по тенистым задворкам Санта-Терезы, я напряженно размышляла. Я безумно огорчалась из-за отсутствия гибкости в австралийской банковской системе и ее несовместимости с моей системой феноменологической реальности. И я пыталась оценить, произошло ли в моей жизни за последние шесть месяцев хоть что-то действительно важное и стоящее.

В конце концов, ворчала я, иностранцы приезжают в Рио вовсе не ради того, чтобы упорядочить свою жизнь. Мы стремимся сюда не затем, чтобы найти высокооплачиваемую работу в конторе, выйти замуж, остепениться и осесть. Мы сюда стремимся, чтобы убежать от действительности, развлекаться, заводить неподходящие знакомства, чтобы наслаждаться жизнью здесь и сейчас, а не крутиться, пытаясь достичь чего-то, что потом не будет казаться достижением. Конечно, кое-кто занимается самообманом, тщеславно внушая себе, что игра на гитаре или капоэйра помогут ему в жизни — но в большинстве мы здесь просто прогульщики.

Мою проблему, однако, подобные рассуждения не решали, ведь надо мной нависла реальная угроза возвращения. Чем, кроме сверхъестественной тяги к праздности, мне оправдать свое дальнейшее пребывание в Рио?