Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд (2014)

Она заперлась и начала раздеваться. Мутное отражение в покрытом пятнами и трещинами зеркале. Ванья была пьяна. Полбутылки адской смеси из домашнего бара. По полсотни миллиграммов из каждой бутылки со спиртным, принадлежавших Полу; на этот раз коктейль отдавал бензином и фруктовым сиропом – может, потому, что она разбодяжила смесь красным вином из пакета. Отличное изобретение для тех, кто хочет воровать незаметно.

Ванья соврала насчет того, где будет находиться сегодня вечером, как соврала насчет приятеля в Энгельхольме – для того, чтобы иметь возможность улизнуть завтра. Родители были уверены, что сейчас она на репетиции в «Лилии», работает с друзьями над музыкальным проектом.

Вообще ей не стоило бы пить. Эдит с Полом могут запросто вышвырнуть ее на улицу. Как это сделали ее настоящие родители.

Эдит и Пол ничего не понимают. Единственный человек, который понимает хоть что-нибудь, – это Айман.

Ванья вспомнила написанное сегодня вечером. Три страницы о Голоде; кое-какие формулировки она помнила дословно.

Я выключаю свет в своей мерзкой комнатенке. Надеваю наушники и вхожу в капсулу-пузырь. Там внутри – только Голод. Там, в этом пузыре, я даю выход своим чувствам. Все чувства становятся в тысячу раз сильнее. Голод – это отдушина.

Ванья достала косметичку. То, что сейчас вырастет в зеркале, Эдит с Полом не должны видеть никогда. Ее истинное «я».

Сначала – белую краску на лицо, шею и руки. Потом черная губная помада и черный карандаш, который она размазала вокруг глаз. Надела колготки и короткое черное платье. Сверху – тесную кожаную куртку, купленную на собственные деньги.

Полностью войдя в роль, она достала бумажник и нашла фотографию. Она тогда наклеила ее на картон и положила в специальное отделение, чтобы не повредить. Посмотрела на саму себя – но так и не смогла поверить, что это она.

Девочка на персидском ковре выглядела почти радостной.

Ванья сунула карточку назад в бумажник и из другого отделения вынула бритву.

Положила холодную острую сталь под язык и закрыла рот.

Хуртиг

«Третий путь»

Первым, что поразило Хуртига, когда он переступил порог клуба с сомнительной репутацией под Слюссеном, был отвратительный запах гнилого мяса. Словно сюда килограммами свозили отходы с бойни; увидев насаженную на шест свиную тушу, он понял, что так и есть. От тошнотворного кислого запаха щипало глаза; на секунду Хуртиг задумался, выдержит ли он здесь. Но перспектива получить ответы на вопросы заставила его укрепиться духом, подавить рвотный позыв и зашагать дальше.

Грубо вырубленные в скалах стены, расписанные граффити, сочились смесью конденсата и человеческого отчаяния. Несколько банок-факелов освещали колеблющимся пламенем темное по большей части помещение, а в глубине тоннеля Хуртиг заметил горящую пентаграмму.

Из больших динамиков лилась громкая музыка, напоминавшая музыку с кассет; Хуртиг не понимал, как можно вести осмысленный диалог в таком оглушительном реве.

Он вспомнил прочитанное когда-то интервью с женщиной, страдавшей от амузии, глухоты на музыку. Она описывала свои ощущения от музыки как «словно кто-то швыряет на пол горшки и кастрюли»; нельзя отрицать, что это было очень верное описание заполнявших тоннель звуков.

Помещение кишело молодежью, но Хуртиг заметил и своих ровесников. Бородатые, в татуировках и пирсинге мужчины в рваных штанах, кожаных куртках и тяжелых ботинках. Все выглядели почти одинаково, и Хуртиг сознавал, насколько выделяется на общем фоне он сам – в джинсах и куртке из «Weekday».

Его подозрение, что он тут белая ворона, укрепилось, когда какой-то парень, проходя мимо, приблизился к нему вплотную. «Легавый», – процедил парень, и Хуртиг попятился. Молодой человек показал ему средний палец, потом повернулся и пошел дальше. Впервые за много лет Хуртигу захотелось искать помощи.