Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд (2014)

Потом было свободное время, когда Юнг уезжал в Хальмстад, в Халландский полк, защищать страну от красных, как защищал страну Вильгельм фон Зальцбург еще в 1624 году, и рядовой Карлссон-номер-91-й, и 87-й тоже защищал, даже если это было только в кино или в комиксах.

Оставаясь один, я рыскал по всему дому, и так как дом был полон старой военной радиоаппаратуры, свою первую кассету я прослушал именно там.

Мне не хватало одного человека, и кассеты служили нам средством связи.

Оружие лежит на дне сумки, пальцы нащупывают жесткую коробку. В ней – четырнадцать патронов, достаточно для двух полных магазинов. Рядом – пробирка. Сейчас она прохладная, но очень скоро станет теплой.

Папа приехал в гости, когда Халландский полк устраивал встречу старых сослуживцев; они с Хансом-Акселем вернулись поздно ночью, разбудили меня и спросили, не хочу ли я пострелять из нагана.

В саду под каменной оградой они выстроили в ряд пять бутылок и стали ждать, когда я выстрелю; я сосредоточился на бутылках. Пять штук; и я представил себе, что это папа, Ханс-Аксель, Ингу, Фабиан и Вильгельм Карлгрен.

В наган вмещается пять патронов, и я выстрелил в Фабиана, потом в Ингу и Ханса-Акселя, но когда пора было стрелять в папу, я сначала выстрелил по последней мишени.

Я заряжаю револьвер, но с предохранителя не снимаю – не хочу случайно разрядить его.

Кладу револьвер в сумку и выхожу на прибрежную пустошь.

Тропинка вьется между низких кустов. Пластиковые пакеты, бутылки и множество другого хлама – мусорная лента тянется вдоль берега. Работа осенних штормов.

Синие блестящие скорлупки мидий – их тысячи – образуют хрупкий ковер, и под ботинками хрустит. Водоросли пахнут смесью вареной капусты и канализации.

Я могу коротко описать то, что вижу на берегу, очень просто: водоросли, мидии и низкие каменные стены. Берег покрыт песком и мусором. Море. Туман и темнота.

Мидии красивые, я это вижу, и что? Они трогают меня не больше, чем гнилые водоросли.

Я прохожу мимо двух длинных мостков, потом пляж расширяется.

Я шагаю быстро, и вскоре справа вырастает бункер.

Я знаю, что Ханс-Аксель близко. Как бывший военный он хорошо чувствует себя среди старых оборонительных сооружений, остатков того времени, когда горела вся Европа, времени, в котором он хотел бы жить.

Внезапно – словно удар в голову.

Мне становится дурно, берег как будто вытягивается в бесконечность.

Я приваливаюсь спиной к бункеру и пережидаю приступ. С бульканьем, похожим на полузадушенное дыхание, волны накатывают на песок.

Море – как вся моя жизнь. Океан текучего серого металла.

Мертворожденная жизнь.

Кажется, я слышу собачий лай, но не могу определить, близко он или далеко.

Я словно съеживаюсь, в то время как остальной мир разрастается до бесконечности. Я чертовски маленький и одинокий.

Сделай это сейчас, думаю я. Сделай.

Я достаю из сумки револьвер, снимаю с предохранителя. Поднимаю руку, направляю дуло в висок. Так просто.

Всего одно короткое движение указательным пальцем – и шум в голове исчезнет.

Движение, которым является моя жизнь, прекратится, а земля продолжит вращаться, словно ничего не случилось. Всего через несколько часов ветер занесет отпечатки моих ног песком.

Но я не стреляю.

Не сейчас.

Внезапно до меня доносятся быстрые шаги, чьи-то штаны шуршат по траве и ботинки – по ракушкам.

Лает собака. Тень светит бледным светом.

Я чувствую влажный запах майоровой собаки и мягкую, теплую руку старика на запястье.

Указательный палец на курке, и я стреляю прямо в тень.

Лает собака; из-за пелены слез трудно разглядеть что-либо, но я понимаю, что тело лежит на земле рядом со мной.

Я поднимаюсь и стреляю в неподвижный ком еще четыре раза.

Четыре громких хлопка – как четыре коротких стука в дверь, ведущую к несчастью.