Взгляд тигра - Уилбур Смит (1975)

Должно быть, забрав карабин, неизвестный спрятался в роще, а теперь неслышно подкрался сзади. Я застыл на месте.

– Не оглядываясь, бросай мне фонарь – через плечо.

Я выполнил приказание. Под ногой неизвестного скрипнул песок – похоже, он поднял фонарик.

– Теперь повернись – медленно.

Ослепляющий луч ударил в глаза, за ним смутно маячила непомерно огромная туша.

– Хорошо искупался, Сулейман?

На нём не было ничего, кроме белых трусов; чудовищное брюхо и толстые, бесформенные ноги влажно поблёскивали, отражая свет фонаря.

– Твои шутки, Гарри, вызывают аллергию, – заговорил он низким, великолепно поставленным голосом.

Я запоздало вспомнил, какими проворными становятся в солёной морской воде толстяки. Тем не менее, даже если ему помогал прилив, Сулейман Дада проявил нечеловеческую силу и выдержку – он не только уцелел при взрыве, но и проплыл две мили в неспокойной воде. Вряд ли кто из его людей оказался на такое способен.

– Думаю, начать стоит с живота, – продолжал Сулейман. Ложе винтовки он опустил на локтевой сгиб левой руки, которой направлял мне в лицо луч фонарика. – Говорят, там больнее всего.

Воцарилось молчание. Сулейман Дада дышал тяжело, с астматическим присвистом, а я пытался придумать, как отвлечь его внимание и перехватить ствол карабина.

– Умолять меня на коленях о пощаде ты, конечно, не желаешь? – куражился он.

– Пошёл ты в задницу!

– Так я и думал. Жаль, доставил бы мне удовольствие. А девушка, Гарри? Разве она не стоит того, чтобы немного поступиться гордостью?

Предательский скрип песка под ногами выдал приближение Чабби, понимавшего, что невозможно пересечь открытый берег незамеченным и что его атака обречена на неудачу. Тем не менее он попытался отвлечь внимание Сулеймана. Выскочив из темноты, Чабби бросился к противнику сзади, и его не остановила даже наведённая Сулейманом винтовка. Прогремел выстрел, из дула вырвалось пламя, но я уже преодолел половину расстояния, отделявшего меня от чёрной громадины. Чабби упал, и Сулейман начал поворачивать карабин в мою сторону.

Я проскочил впритирку к наставленному на меня стволу и с разбега врезался плечом в Сулеймана, рассчитывая проломить грудную клетку, как случается в автокатастрофах. Однако силу удара поглотил толстый слой жира – словно я наткнулся на пуховую перину. Сулейман отступил, выронил винтовку, но устоял на толстых, как брёвна, ногах. Я оказался в его медвежьих объятиях.

Он оторвал меня от земли, притянул к необъятной мягкой груди и держал на весу, сковав руки по бокам. Ноги беспомощно болтались в воздухе; не имея опоры, я не мог противостоять Сулейману, его весу и силе – беспредельной и непреодолимой, как мощь океанских волн.

Все попытки вырваться ни к чему не вели. Удары коленями, не причиняя вреда, тонули в пухлом теле – он не обращал на них внимания. Обхватившие меня руки постепенно сжимались, как кольца питона, и вполне могли раздавить. В панике я изворачивался, отбивался изо всех сил, но безрезультатно. Тяжело, со свистом дыша, Сулейман клонился вперёд, напирал огромными плечами, выгибая мне спину дугой и грозя сломать позвоночник.

Откинув назад голову, я вытянул шею и с отчаяния вцепился зубами в широкий, плоский нос, прокусив кожу и хрящи. Рот наполнился тёплой, солоноватой, с металлическим привкусом, кровью. Как натравленный на быка бульдог, я рвал и трепал уязвимое место, не выпуская его из стиснутых челюстей.

Противник взревел от боли и ослабил хватку. Я высвободил руки, вывернулся, обеими ногами твёрдо стал на песок и подставил бедро для броска. Падая на спину, Дада оставил у меня в зубах кусок живой плоти, который я с отвращением выплюнул. Тёплая кровь стекала по подбородку – я с трудом удержался от искушения её стереть.