Взгляд тигра - Уилбур Смит (1975)

– Пока расскажут о нас кому нужно, мы уже будем пить пиво в «Лорде Нельсоне». – Меня не слишком взволновало увиденное. Большинство здешних рыбаков скупы на слова – как и все, кому есть что скрывать.

Приближалась первая излучина. Течение относило «Плясунью» к берегу. Я нажал кнопки стартёров, двигатели проснулись, и постепенно лодка выбралась на глубокую воду. По извивающемуся змеёй протоку мы вышли на широкое спокойное пространство, где мангровые заросли кончились – по обе стороны поднимались невысокие берега из твёрдого грунта.

Впереди на расстоянии мили, за стеной высокого камыша, показалась тёмная прогалина в береговой линии – устье Сальсы, притока Друзы. Чуть дальше – мягкий жёлтый свет двух одинаковых фонарей, одного над другим.

– Я же говорил – морская прогулка.

– Прежде домой надо вернуться, – отозвался Чабби с неувядающим «оптимизмом».

– Станешь на носу, Анджело. Скажу, когда бросить якорь.

Мы ползли по протоку. Закрепив штурвал, я вынул из ящика под поручнями портативный прожектор.

«Пять, шесть – пора поесть, семь, восемь – брёвна носим», – пришёл на ум детский стишок. Мелькнула мысль о сотнях серых гигантов, уничтоженных ради своих клыков, и от чувства вины за соучастие в убийстве холодок пробежал по спине. Я выбросил лишнее из головы и направил прожектор в сторону светящихся фонарей, трижды подавая условный сигнал. Лодка поравнялась с фонарями на берегу, нижний сигнальный огонь внезапно потух.

– Давай, Анджело, бросай, – негромко приказал я и выключил двигатели.

Якорь плюхнулся в воду: цепь шумно разматывалась в нависшей тишине. «Плясунья» остановилась и под натяжением якорной цепи развернулась носом в сторону устья.

Чабби пошёл за грузовыми сетками, а я задержался на мостике, разглядывая сигнальный фонарь на берегу. Стояла мёртвая тишина, только болотные лягушки квакали в камышах по берегам Сальсы. В этой тиши я скорее почувствовал, чем услышал, глухой стук – точно биение гигантского сердца. Он воспринимался не столько ушами, сколько подошвами ног.

Звук судового дизеля «эллисон» ни с чем не спутаешь. Пережившие Вторую мировую войну старые двигатели «роллс-ройс» на сторожевых катерах в Зинбалле заменили «эллисонами» – стук издавал один из них.

– Анджело, – не повышая голоса, я дал понять, что на вопросы нет времени, – избавься от якоря немедленно.

Именно для таких экстренных случаев в якорной цепи стоял шплинт. Анджело выбил его тремя ударами четырехфунтового молотка, и конец цепи с шумом упал в воду.

– Якоря нет, Гарри.

Я дал полный ход и открыл дроссельные заслонки. «Плясунья» сердито взревела и, вспенив гребными винтами воду под кормой, рванулась вперёд. Хотя мы и шли вниз по течению, лодку тормозил прилив, который надвигался со скоростью пять узлов. Сквозь шум наших двигателей послышался вой «эллисонов» – из спрятавшегося в камышах устья Сальсы вырвался длинный грозный силуэт.

Даже при свете звёзд ни с чем не спутать широкий нос и сужающиеся к квадратной обрубленной корме – как бока борзой к крупу – стремительные контуры быстроходного спасательного катера ВМС Великобритании. Проведя свои лучшие дни в водах Ла-Манша, он медленно дряхлел у заболоченных берегов, измученных малярийной лихоманкой. Темнота щадила старика, скрывая пятна ржавчины и небрежную, в потёках, окраску. После замены могучих «роллсов» на экономичные «эллисоны» сил у катера поубавилось. В обычных обстоятельствах «Плясунья» играючи бы его обставила, однако сейчас катеру хватало быстроходности и мощи, чтобы отрезать нас от выхода из протока. Вспыхнули огни боевого освещения – два белых слепящих луча; нас будто ударили, и я прикрыл глаза ладонью.

Катер стоял прямо по курсу, перекрыв проток; на баке орудийный расчёт облепил пушку на широкой вращающейся платформе – дуло, казалось, смотрело прямо в лицо. Было отчего прийти в отчаяние.