Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - Пол Мейсон (2015)

Достижением маржинализма стало доказательство того, что рынки, управляемые свободной и совершенной конкуренцией, должны достичь «равновесия». Именно Вальрас превратил это в закон, который можно доказать: поскольку все цены являются результатом выбора, совершаемого рациональным индивидом (купить губную помаду или сохранить десятиевровую купюру?), то при истощении предложения рациональный выбор заключается в прекращении покупки данного товара. Вместе с тем, если предложение чего-либо увеличивается, для людей становится рациональным хотеть это приобрести и решить, какую цену за это платить. Предложение создает свой собственный спрос, говорит теория. Свободно функционирующий рынок будет «распродавать» товар, пока предложение не уравновесит спрос, а цены не изменятся.

Как и Маркс, Вальрас работал на высоком уровне абстракции. Его модель предполагает, что все экономические агенты располагают совершенной информацией, нет неясности относительно будущего и не существует никаких внешних факторов, влияющих на рынок (таких как монополии, профсоюзы, импортные пошлины и т. д.). Эти абстракции не являются несостоятельными до тех пор, пока мы не считаем, что они отражают реальность. Вопрос в следующем: была ли предельная полезность правильной абстракцией?

Одним из первых признаков того, что это не так, стало отношение маржиналистов к кризису. Они были настолько убеждены в присущей капитализму тенденции к равновесию, что считали, будто кризисы должны порождаться неэкономическими факторами. Джевонс на полном серьезе утверждал, что Долгая депрессия, начавшаяся в 1873 году, была лишь последней в ряду регулярных колебаний, вызванных «неким масштабным и широко распространенным метеорологическим влиянием, повторяющимся через определенные промежутки времени», т. е. солнечными пятнами[231].

Сегодня учебники по экономике исходят из открытий маржинализма. Однако, отдавая предпочтение математике перед «политической экономикой», маржиналисты создали дисциплину, которая игнорировала производственный процесс. Они свели психологию сделки к двухмерному балансу между удовольствием и страданием. Они не считали, что у труда есть какая-то особая роль[232]. Они исключали возможность того, что экономические законы могут действовать на глубинном, недоступном для наблюдения уровне, не зависящем от рациональной воли людей. Они свели всех экономических агентов к торговцам, отстранившись от классовых отношений и прочих отношений власти.

В своей наиболее чистой форме маржинализм отрицал не только возможность эксплуатации, но и прибыль как специфический феномен. Прибыль была лишь вознаграждением за полезность чего-то, что капиталист продавал: за его компетентность или, в более поздних формах теории, за его воздержание, т. е. за «страдание», которое он испытывал в процессе накопления своего капитала. Коротко говоря, маржинализм был сильно пропитан идеологией. Он привнес ту слепоту в рассмотрение проблем распределения и классов, которая до сих пор мешает профессиональной экономике, равно как и глубокое отсутствие интереса к тому, что происходит на рабочем месте.

Маржинализм появился потому, что управленцы, равно как и политики, нуждались в такой форме экономики, которая была бы чем-то бóльшим, чем бухгалтерский учет, но чем-то меньшим, чем историческая теория. Она должна была подробно описывать, как работает ценовая система, причем таким образом, чтобы не принимать во внимание ни классовую динамику, ни социальную справедливость.