В огромном зале на десятках транспортеров двигались разноцветные чемоданы, а вокруг толпились сотни людей, и все что‑то искали: знакомых, такси, справки, потерянные вещи. Хедли бродила кругами, рюкзак и чемодан, казалось, весили целую тонну, блузка прилипла к спине, волосы лезли в глаза… На ее пути то и дело попадались дети и старики, шоферы и служащие аэропорта, парень в фирменном фартуке сети «Старбакс» и трое буддийских монахов в красных одеяниях. Миллион посторонних людей, но Оливера среди них не было.

Хедли свалила свои вещи у стены, не замечая, что ее толкают со всех сторон. Мысленно она перебрала все возможные объяснения. В сущности, случиться могло что угодно. Может, его очередь оказалась длиннее. Или его задержали на таможне. Или он вышел раньше и решил, что она уже уехала. Может, они разминулись в толчее.

А может, он просто ушел.

Но Хедли все равно продолжала ждать.

Громадные часы над табло с расписанием укоризненно смотрели на нее. Хедли старательно пыталась подавить распиравшую ее изнутри панику. Как он мог уйти, не попрощавшись? Или тот поцелуй и был прощальным? И все‑таки как так можно?

Она ведь даже фамилии его не знает.

Вот уж куда ей сейчас хотелось попасть в последнюю очередь, так это на свадьбу! Силы ее утекали, как вода из ванны, однако с каждой минутой ей все труднее было гнать мысль о том, что она опаздывает на церемонию. Сделав над собой усилие, Хедли наконец отлипла от стены и оглядела напоследок зал, но синей рубашки и растрепанных волос Оливера в толпе не заметила.

Что же… Хедли вышла из раздвижных дверей в серый лондонский туман. Ее радовало лишь одно — по крайней мере у солнца сегодня не хватило наглости светить.

8

5:48

по Североамериканскому восточному времени

10:48

по Гринвичу

НА СТОЯНКЕ ТАКСИ выстроилась такая очередища, что это показалось Хедли даже смешным. Она, со стонами волоча за собой чемодан, пристроилась за шумным семейством американцев в одинаковых красных футболках. В Хитроу оказалось так же людно, как в аэропорту Кеннеди, причем даже в обычный день, не то что Четвертого июля. Очередь двигалась черепашьим шагом. Разум Хедли отказывался воспринимать что‑либо происходящее вокруг — это наконец‑то начал сказываться недосып. Все расплывалось перед ее глазами: люди на остановке, отъезжающие автобусы и длинная вереница черных такси, движущаяся медленно и торжественно, как похоронная процессия.

— Уж не хуже, чем в Нью‑Йорке! — сказала она вчера Оливеру, когда он ее предупреждал о давке в Хитроу.

Он тогда только головой покачал.

— Транспортный кошмар эпического масштаба, — так он выразился и, конечно, был прав.

Хедли замотала головой, словно вытряхивая воду из ушей. «Он ушел, — в который раз повторяла она себе. — Его больше нет, вот и все». И тем не менее требовалось усилие воли, чтобы удержаться и не оглянуться еще раз.

Кто‑то когда‑то ей говорил, как рассчитать срок, необходимый для того, чтобы утешиться после расставания: половина того времени, что вы провели вместе. У Хедли эта формула вызывала большие сомнения. Слишком уж простой расчет для такого сложного явления, как разбитое сердце. В конце концов, ее родители были женаты почти двадцать лет, и всего за несколько месяцев папа полюбил другую. И с Митчелом Хедли встречалась целый семестр, а уже через десять дней после разрыва о нем и не вспоминала. И все‑таки сознание, что с Оливером они знакомы лишь несколько часов, немного утешало. Значит, самое позднее к вечеру тугой узел у нее в груди рассосется.