Статистическая вероятность любви с первого взгляда - Дженнифер Смит (2013)

— Ну, какое‑то время уйдет на фотосъемку.

— А потом?

Вайолет пожала плечами:

— Все живут в отеле.

Хедли вопросительно посмотрела на нее.

— В том же, где будет прием, — пояснила Вайолет. — Вероятно, мы вернемся туда.

— Отлично, — проговорила Хедли.

Вайолет изогнула бровь.

— Разве ты не хочешь поговорить с папой?

— А… да… — ответила Хедли, не двигаясь с места. — Конечно.

— Он в церкви, — напомнила Вайолет, раздельно произнося слова, как будто подозревая, что у новой падчерицы Шарлотты винтиков в голове не хватает. — Вон там.

Хедли по‑прежнему не сделала ни шагу. Лицо Вайолет смягчилось:

— Послушай, у меня папа заново женился, когда я была чуть помладше тебя. Так что я все понимаю. Но, знаешь, все‑таки Шарлотта не худшая мачеха.

По правде, Хедли этого не знала. Она вообще почти ничего не знала о Шарлотте, но предпочитала не высказывать это вслух.

Вайолет нахмурила брови.

— Моя мачеха была просто ужасной. По крайней мере, я так думала. Я бесилась от любого ее требования, даже если это были сущие мелочи, которые и родная мама заставила бы меня делать, — например, ходить в церковь или мыть посуду. Злилась просто из‑за того, что она об этом просила. — Вайолет неожиданно улыбнулась. — А потом в один прекрасный день я поняла, что на самом деле злюсь не на нее, а на отца.

Хедли оглянулась на церковь и, помолчав, произнесла:

— Похоже, этот этап у меня уже позади.

Вайолет кивнула — быть может, осознав, что душеспасительные разговоры тут не помогут, — и неловко погладила Хедли по плечу.

Хедли, холодея от страха, направилась к церкви. Что можно сказать отцу, с которым не виделась два года, по поводу его свадьбы с незнакомой тебе женщиной? Если в подобных случаях и существуют какие‑то правила, Хедли с ними никто не познакомил.

В церкви было тихо. Все гости уже вышли на улицу и теперь дожидались, когда появятся новобрачные. Каблуки Хедли громко стучали по каменным плитам пола. Она направилась к лестнице, ведущей в подвал. Рукой провела по шершавой стене. Снизу, словно облачка дыма, всплывали обрывки разговора. Хедли остановилась и прислушалась.

— Значит, ты не против? — спрашивал женский голос.

Другой, тоже женский, что‑то отвечал совсем тихо, слов не разберешь.

— А я думала, тебе будет трудно.

— Нисколько, — отвечала вторая собеседница. (Хедли вдруг поняла, что это Шарлотта.) — К тому же она живет у своей матери.

Хедли, застыв на верхней ступеньке, постаралась не дышать.

«Вот он, момент истины! Сейчас мы все узнаем про злую мачеху!»

Сейчас она услышит, что о ней говорят гадости, как радуются, что она живет далеко и не будет мешать здесь, где никому не нужна. Хедли давно уже представляла себе в подробностях, какая ужасная на самом деле Шарлотта, и теперь так жадно ждала доказательств, что едва не пропустила следующую реплику.

— А мне хотелось бы познакомиться с нею поближе, — сказала Шарлотта. — Надеюсь, они все‑таки помирятся. Поскорей бы!

Ее приятельница негромко засмеялась:

— Скажем, в ближайшие девять месяцев?

— Ну…

Хедли услышала улыбку в голосе Шарлотты и отшатнулась, покачнувшись на высоких каблуках. В храме было темно и пусто, и Хедли вдруг пробрал озноб.

«Девять месяцев», — подумала она. Слезы защипали глаза.

Первая ее мысль — о маме, хоть Хедли и не знает, чего хочет, — защитить ее или сама ищет защиты. Так или иначе, больше всего на свете ей сейчас было нужно услышать мамин голос. Но телефон остался внизу, в той самой комнате, где находилась сейчас Шарлотта, и к тому же разве у нее хватит духу сообщить маме такую новость? Мама, конечно, в отличие от Хедли, многие жизненные передряги воспринимала спокойно, однако тут дело совсем особенное. Даже мама не сможет остаться невозмутимой, услышав такое ошеломляющее известие!

А Хедли, по крайней мере сейчас, невозмутимой точно никак не назовешь.