Ярость - Уилбур Смит (1987)

– Господа! Господа. – Брэм Фишер поднял руку, пытаясь остановить их. – Вернемся к главному вопросу. Мы согласны с тем, что кампанией неповиновения хотим вывести народ из спячки и привлечь внимание всего мира. Таковы две наши главнейшие цели. Теперь давайте примем решение касательно второстепенных целей.

– Сделать АНК единственным подлинным орудием освобождения, – предложил Мозес. – В настоящее время у нас меньше семи тысяч членов, но мы должны задаться целью довести их численность к концу кампании до ста тысяч.

С этим согласились все, даже Мандела и Тамбо кивнули. Решение прошло единогласно, и можно было переходить к следующим деталям кампании.

Мероприятие задумывалось массовое, потому что планировалась общенациональная кампания, которая должна была одновременно проходить во всех центрах Южно-Африканского Союза, чтобы заставить правительство задействовать максимум ресурсов и проверить ответную реакцию сил поддержания правопорядка.

– Мы должны заполнять их тюрьмы, пока те не лопнут. Должны сами напрашиваться на аресты, пока механизм тирании не сломается от напряжения, – говорил Нельсон Мандела.

Еще три дня провели они на кухне «Холма Пака», вырабатывая соглашения по самым мелким деталям, готовя списки лиц и мест, уточняя время действия с учетом транспорта и средств связи, протягивая линии связи от центрального комитета к провинциальным штабам движения и в конечном счете к местным кадрам в каждом черном пригороде и поселке.

Работа была утомительная, но наконец осталось принять последнее решение – в какой день все начнется. Все посмотрели на сидевшего во главе стола Альберта Лутули, и тот ни секунды не колебался.

– Двадцать шестое июня, – сказал он и, услышав одобрительный гомон, продолжил: – Да будет так. Мы все знаем свои задачи. – И в традиционном приветствии поднял вверх большие пальцы: –

Amandla!Сила!

Ngawethu!

Когда Мозес направился туда, где за эвкалиптами стоял его старый «бьюик», солнце заполняло западную часть неба горячим оранжевым и дымчато-красным светом. Мозеса ждал Джо Цицеро. Он прислонился к серебристому стволу эвкалипта, сложив руки на широкой груди, похожий на медведя, приземистый, невысокий, мощный.

Когда Мозес подошел, Цицеро выпрямился.

– Не подвезешь до Браамфонтейна, товарищ? – спросил он, и Мозес открыл перед ним дверцу «бьюика». Десять минут они ехали молча, потом Джо негромко сказал:

– Удивительно, что мы с тобой до сих пор не говорили наедине.

Неуловимый акцент, короткая черная борода, плоские славянские черты лица, а глаза темные, как смола.

– Почему удивительно? – спросил Мозес.

– У нас общие взгляды, – ответил Джо. – Мы оба истинные сыны революции.

– Ты в этом уверен?

– Уверен, – кивнул Джо. – Я изучал тебя и слушал с восторгом и одобрением. Я верю, что ты один из тех стальных людей, в которых нуждается революция, товарищ.

Мозес ничего не ответил. Он продолжал смотреть на дорогу, лицо его оставалось бесстрастным; тишина длилась; Мозес вынуждал собеседника нарушить ее.

– Что ты чувствуешь к матушке-России? – наконец негромко спросил Джо, и Мозес задумался.

– У России никогда не было колоний в Африке, – начал он осторожно. – Я знаю, что она поддерживает борьбу в Малайе, Алжире и Кении. Я считаю, что она подлинный союзник угнетенных этого мира.

Джо улыбнулся и закурил еще одну сигарету «Антилопа-прыгун» из красно-белой пачки. Курил он одну за другой, и его короткие, толстые пальцы были темно-коричневыми.

– Путь к свободе крут и тернист, – сказал он. – Революционер никогда не бывает в безопасности. Нужны стражи революции, чтобы защищать пролетариат от самого себя.

– Да, – согласился Мозес. – Я читал труды Маркса и Ленина.